Она неукоснительно следовала церемониалу и вместе с тем успевала уделить внимание дочерям и государственным вопросам, хотя первое заседание Совета состоялось только через две недели после смерти Эхнатона. Присутствовали Эйе, Хоремхеб и я. Для меня в мои шестнадцать лет было огромной честью участвовать не только в молитвах. Мы с Тутом созрели очень рано, я (по всеобщему мнению) отличался остротой ума, а Тут – силой чувств.

Наша встреча походила не столько на Совет царедворцев, сколько на дружеский завтрак. Нефертити, выдворив всех слуг, сама по очереди потчевала нас. Вогнав меня в краску, она отвергла мое предложение помочь. Всех восхитили ее простота, дружелюбие и ум.

– Дорогие друзья, сегодня вы – опора Египта, я доверяю только вам. Ты, Эйе, останешься первым советником, как при моем муже, и будешь управлять страной, я предоставляю тебе полную свободу действий. Ты получишь всю власть и полномочия, чтобы подавить сопротивление жрецов и противостоять их козням. Ты будешь отвечать за все, что происходит внутри страны. – Она посмотрела на моего отца. – Ты, Хоремхеб, получишь ту же власть во внешних делах, но в данный момент ты мне нужен здесь, пока не улягутся волнения после моей коронации; сейчас у нас много врагов. А ты, Пи, – я вздрогнул, – будешь отвечать за связь с внешним миром и следить за тем, чтобы моя вера не ослабла. Я не даю тебе официальной должности, как Эйе, чтобы ты мог действовать свободно, не связывая себя обязательствами, однако все будут знать, что ты пользуешься моим доверием. К тому же ты вместе с Хоремхебом будешь следить за тем, что происходит во дворце, и отвечать за мою безопасность, хотя тебе придется заслужить его уважение. – Она посмотрела на моего отца, и я спросил себя, не ирония ли это. – Не бойся, я не собираюсь оставаться фараоном вечно. Эхнатон ясно выразился на этот счет. Если Тут вернется на истинный путь или мы найдем еще кого-нибудь достойного короны, я стану жрицей Атона и удалюсь в какой-нибудь далекий храм, где посвящу себя служению, и даже злейшие враги забудут обо мне.

– Известно что-нибудь о Туте? – спросил я Эйе.

– Ни для кого не секрет, что он у жрецов. Если б только можно было с ним поговорить…

– Я готов это сделать, – вырвалось у меня. – Я знаю, где его найти.

– Тогда ты мог бы сказать ему, что отец не отлучил его от дома и что он может вернуть себе любовь семьи и право на трон. – Я посмотрел на Нефертити, она вздрогнула и напряглась. – Надо вырвать его из рук жрецов. Одному Атону известно, сколь пагубное влияние они способны на него оказать. Быть может, еще не поздно.

– Я попробую, – сказал я, – хотя, боюсь, его гордость может оказаться сильнее любви, а жажда мщения – сильнее здравого смысла. К тому же жрецы настраивают его против Неф… фараона, обвиняя ее в том, что она оттеснила на задний план Тийи, его мать.

– Я знал Тийи так же хорошо, как Нефертити, – вмешался Эйе. – Она была не менее умна и приняла создавшееся положение с большим достоинством, что было огромным облегчением для фараона.

– Верно, мы с ней прекрасно уживались, – сказала Нефертити. – Она была очень умна.

– Вы правы, – продолжал я, испытывая радость оттого, что к моим рассуждениям прислушиваются. – Но она была чужеземкой, и хотя для вас, вернее, для нас это не имеет значения, уверен, что жрецы все исказили, чтобы сбить Тута с толку.

– Тогда сделай все возможное, сынок, только будь осторожен.

Я посмотрел на Хоремхеба. По иронии судьбы Эйе назвал меня сыном в присутствии моего отца, который сторонился меня на людях, хотя, возможно, так он меня защищал.

Мы расстались. Я начал думать о том, как разыскать Тута, и вскоре в моей голове, которую вскружило глупое желание играть заметную роль среди таких выдающихся людей, созрел план.

К своему удивлению, я заметил, что с удовольствием облачаюсь в платье знатного вельможи, кем я, в общем-то, уже был. Я постарался не привлечь к этому ничьего внимания, а одевшись, прицепил к поясу кинжал. Мой отец позаботился о том, чтобы я научился владеть оружием и в случае необходимости мог, по его словам, выиграть время для достойного отступления. После изнурительных занятий руки у меня болели так, словно я по камешку разобрал и перенес в другое место весь дворец, – отец приставил ко мне самого свирепого из своих солдат, чтобы тот занимался со мной по нескольку часов в день. Я действительно чувствовал себя увереннее, ощущая при ходьбе постукивание кинжала по бедру.

Я вышел из дворца, глупо улыбаясь, шагая по керамическим плитам с изображением болотных растений, как будто дворец был просто островом посреди Священной реки. Раньше я никогда не обращал на это внимания.

Так я добрался до веселого дома и подошел к его хозяйке. Разумеется, она сразу же меня узнала.

– Кажется, вы весьма преуспели.

– Вы правы, и вас ждет то же самое, если мне удастся получить желаемое.

– Мое заведение в вашем распоряжении.

При виде протянутой ей драгоценности у нее вырвался вздох восхищения.

– За эту цену я сама готова вам служить.

– В этом нет необходимости, хотя красотой вы можете соперничать со многими вашими девушками, а умением наверняка превзойдете любую из них. Но на этот раз мне нужны всего лишь некоторые сведения. Был ли здесь сегодня приходивший со мной господин?

Она с подозрением посмотрела на меня. Годы, проведенные в подобных заведениях, не прошли даром. Потом хозяйка бросила быстрый взгляд на драгоценность, словно прикидывая, стоит ли игра свеч.

– Он влиятельный господин, – заметила она. – У него есть… могущественные покровители.

Я выслушал ее, глазом не моргнув, и постарался одержать победу в поединке взглядов. Кажется, мне это удалось.

– Между нами, я гораздо влиятельнее, – заметил я. – К тому же моя власть исходит из самого дворца. Вы обо мне еще услышите.

Похоже, этого оказалось достаточно.

– Сегодня его нет, но он приходит часто и дурно обращается с девушками. К счастью, он не такой высокий и сильный, как вы, иначе он причинил бы нам немало вреда.

– Если я им займусь, он поутихнет.

После того как я поклялся, что ей ничего не угрожает, и из соображений безопасности отверг пару попыток удовлетворить меня не только с помощью слов, мы расстались.

Несколько раз я возвращался в веселый дом в поисках Тута. Меня тревожило, что он не появлялся там более десяти дней. Я не знал, что и думать. Возможно, его характер постепенно улучшался и чувство вины мешало ему приходить сюда слишком часто. В тот день я ждал его в комнате, которой он обычно пользовался. Он вошел с одной из девушек, которую явно огорчил его выбор.

Заметив меня, он застыл на месте и вмиг преобразился. Лицо проказливого ребенка, довольного своей выходкой, вдруг стало раздраженным, а взгляд гордым и холодным.

– Привет, Тут. Ты вырос.

Он отослал девушку жестом, показывающим, что он еще с ней не закончил, и выражавшим не сладострастие, а злость.