На площадке у источника Линда попросила:

— Расскажи о войне.

— Нечего о ней рассказывать, — ответил Брудер.

— Ну хоть что-нибудь!

Он призадумался, решил не утомлять ее ничем сложным и начал:

— Служил у нас один парень… Просто горе, а не механик, вечно инструмент терял. Каждое утро он просыпался и начинал канючить, что вот сегодня-то ему точно конец. По ночам, когда палили из гаубиц, он читал стихи. Для него это было вроде молитвы, и вокруг него в темноте собирались ребята, слушали поэмы и куплеты. Когда его убили, капитан отдал мне его книжки, и там я прочитал один стих, который напоминает мне вас.

Линда склонилась к нему, и Брудер прочел нараспев строки:

Ее безмолвье, чудный блеск очей

Лишили слов мой жадный ум, где зрели

Опять вопросы к госпоже моей.[2]

Стихотворение показалось Линде милым, но она не понимала, что Брудер имел в виду; только через несколько лет — в книжном магазине Пасадены, где со склада доносился запах сосновых ящиков, а еще в испанской библиотеке — она узнала, что это за стихи. У Линды не было знакомых, которые помнили на память стихотворения, и от этого ее любопытство разгоралось все сильнее. Брудер был то словоохотлив, то груб, то читал поэтов и цитировал святых, то бесстыдно, пристально глазел на нее и бурчал, когда она подавала на стол выпечку и черный кофе. Когда он заговаривал об Обществе попечения, Линда представляла его, мальчика, в месте, похожем на миссию Сан-Луис-Рей, где с фасада крупными кусками осыпалась штукатурка, а на двор падала тень от двухэтажной колокольни; она воображала свет, льющийся из розетки окна над двустворчатой входной дверью миссии; косые лучи падают на лицо маленького Брудера, а он, руководимый монахинями в серых одеяниях, усердно учит урок. Однажды — Дитер уже был на войне — Линда с Эдмундом бегали на незасеянное поле по соседству с миссией, где давным-давно зрел виноград и овцы мирно общипывали листья с париковых деревьев; поблизости было кладбище, затененное хвойными деревьями, и Линда рвала там золотые маки и вплетала их себе в волосы. Брудер вырос в таком же месте?

— Нет, ничего похожего, — ответил он.

Он закурил, голубоватый дымок поднялся к лицу, и Брудер стал рассказывать, как вместе с ним в спальне жили чистые мексиканцы, мексиканцы наполовину, тугодумы, мелкие преступники, несколько негритят, два брата-китайца.

— Мы жили в большом доме «Каса Анхелика», сорок мальчишек и четыре воспитательницы, а одна была очень толстая и еле ходила. Дом стоял у самых ворот городской фермы и после занятий, на которых миссис Баннинг учила нас не читать и писать, а сортировать апельсины и выращивать овощи, она посылала нас в поле — таскать мешки вместе с рабочими. Ферма была большая, целых пятьсот семнадцать акров, удобряли ее из пасаденской канализации, и до самой ночи мы лазили на каштаны, объедались апельсинами, собирали посевную картошку и люцерну. Канава с коричневой жижей проходила через всю ферму, и пока мы не вышли из своего приюта, то и не догадывались, что от всех нас вечно несло дерьмом.

— Ты мне правду говоришь? — спросила Линда.

— А с чего бы мне врать?

Линда предложила купить кружку воды и подвела Брудера к стойке. Вода из источника пробила в глыбе два продолговатых углубления, и жители деревни пусть и не сразу, но заметили, что они немного похожи на легкие. Вдоль веранды только что построенной гостиницы «Твин Инн» был протянут плакат с жизнерадостным лозунгом: «ВОДА — ЭТО ЗДОРОВЬЕ. СОЛНЦЕ — ЭТО ЗДОРОВЬЕ. ЗДОРОВЫЕ ЛЕГКИЕ — ЭТО ЗДОРОВЬЕ». Объявление на двери лавки Маргариты гласило: «БОЛЬНЫЕ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ!» По толстым, шестидюймовым трубам вода текла в общественный бассейн, где в бочках, похожих на колокола, парились в горячей воды баварские вдовы, накинув полотенца на свои пышные телеса. Когда какой-нибудь стыдливый турист норовил войти в бассейн в купальном халате и шапочке, они протестующе вскидывали пухлые ручки и начинали галдеть по-немецки: «Nein, nein, nein!» Стенка из красного дерева отграничивала мужское отделение от дамского, и над бассейном висели нескончаемые крики и глубокие довольные вздохи.

Вокруг источника шла площадка с перилами: со временем жители деревни продлили ее в сторону утеса и лагуны. Рядом располагалась аркада, где можно было кидать кольца на бутылки с апельсиновой водой, и галерея для игры в шаффлборд, главным призом в которой был маленький осьминог, засунутый в бутылку с формальдегидом. Посреди возвышалась сырая от сочившейся из нее воды скала; ее прикрывал небольшой оранжевый навес, с укрепленным на самом верху калифорнийским флагом с изображением медведя гризли; за стойкой, украшенной в цветах национального флага, продавали воду по двадцать пять центов за кружку.

За ней стояла Шарлотта Мосс; она любила повторять, что работает здесь не из-за денег, а из-за новостей. Весь город уже знал, что мечта Шарлотты — стать штатным репортером «Пчелы». Колонка, которую она вела в газете, уже и так стала популярнее, чем прогнозы приливов и объявления о продаже недвижимости. Ее фирменным знаком стало то, что нигде и никогда она не называла ни единого имени, и после каждого нового выпуска люди жарко спорили, о ком написана статья. «Если что-нибудь и случается, то обязательно у источника», — любила повторять Шарлотта и, хотя, наверное, так оно и было, помалкивала о том, что деньги ей нужны были, чтобы покупать береты и куртки, свою репортерскую униформу, и еще — но это был ее самый главный секрет, — чтобы не голодать. Ее отец месяцами пропадал в плавании, клялся и божился, что в этот раз уж точно привезет уйму денег, но возвращался без цента в кармане; наоборот, он вечно был всем должен — и в пивной, и своим товарищам по покеру, и в публичных домах в каждом порту к северу. В самом раннем детстве Шарлотта сильно голодала и, став подростком, пообещала себе, что больше такого не допустит.

— Две кружки, пожалуйста, — сказал Брудер, сунул руку в карман, вынул доллар и небрежно швырнул его на прилавок.

Шарлотта не без хитрого умысла протянула кружку сначала Брудеру и сказала:

— Ах, ты привела своего нового друга!

— Его зовут Брудер.

— А я уже знаю, — ответила Шарлотта и перестала накачивать воду, чтобы как следует рассмотреть его.

Линда так и ждала, что она сейчас вынет из кармана свою записную книжку и начнет строчить.

— Добро пожаловать в Приморский Баден-Баден! — любезно произнесла Шарлотта. — Здесь у нас скала-пупок, лечебный минеральный источник, вонючая лагуна и самые красивые рыбачки в мире.

— Я дал вам доллар, — сказал Брудер. — Вы должны мне пятьдесят центов.

— Ваше здоровье, — ответила Шарлотта. — И ваша сдача.

— Что в этой воде такого особенного? — спросил он.

— Это смотря у кого спрашивать.

— Я же вас спрашиваю.