дозволение поднять свои бунчуки против хунхузского нападения и нашествия. А после этого к нам по Енисею и Ангаре стало прибывать оружие для войны против хунхузов. Наш род на это не подписался, ибо у нас была хорошая торговля с китайцами, равно как и наши сродники из иных «черных» родов, что кормились от торговли по Улундинскому тракту и Кяхты, а вот западная голытьба из «белых» родов все гурьбой побежала записываться добровольцами. А потом на долгие годы уехала воевать в Китае. После выяснилось, что хунхузы тогда воевали с японцами, которые побили их без числа, и огромные маньчжурские армии, дабы не быть разбитыми, стали отступать в нашу сторону. Тогда царское правительство испугалось, что десять миллионов китайцев с оружием в руках хлынет через нашу границу, и дабы этого не случилось, решило их связать боем на их территории. А русских на такую войну воевать не пошлешь, ибо все скажут, что Россия вторглась в Китай, вот и пришлось срочно формировать боевые отряды из наших бурят-монголов. Так что все выяснилось, но для публики тут у нас даже собрали хурал всех монгольских племен по поводу маньчжуро-китайской агрессии, и там было написано прошение к русскому Царю, чтобы тот не гневался на нас и оказал нам свою помощь. После этого мы вместе с японцами оказались будто молотом и наковальней, между которыми растаяли последние маньчжурские армии, а маньчжурская империя Цинь осталась в Китае совсем без сил и оружия. Монголы плохо копали насыпи для дороги или катали рабочие тачки, но воевать народ был всегда по жизни приучен, и хунхузские художества пошли на убыль. Японцы же, осознав, что такая война для них самих может плохо закончиться, осыпали серебром южных монголов — баргутов с чахарами — для того чтобы те пришли в наши края воевать за японцев вокруг озера Далай-нур, и с этого момента обычно считают начало Гражданской войны в Китае. В войне между братьями нет ничего хорошего, наши предки пришли из-под китайской Стены, и само близкое звучание слов «бурят» и «баргут» наводит на размышление. Для всех монголов озеро Далай-нур было священным, и в сражениях за него сошлись мы и те самые баргуты из Китая, к которым мы с самого начала якобы шли на помощь. Вот что бывает, когда в народе есть роды умные, а есть — красивые, и решения принимают последние. И все же раз война пошла за озеро Далай-нур — колыбель Чингисхана, то на нашей стороне была правда, раз враги наши воевали ради того, чтобы на Далай-нур появились маньчжуры с японцами. Враги в ответ говорили, что с нами на берега священного озера шли с севера русские, но и в те годы, и уже в советское время русские власти всегда подчеркивали, что Россия не претендует на область озера Далай-нур. В свое время им не верили. Но уже потом, когда СССР помог Монголии победить Унгерна, сам товарищ Сталин, как нарком по делам национальностей, подтверждая эту границу, в этом месте сделал особый выступ, уступая область озера союзной Монголии. Все скептики были посрамлены, а японцам и сказать было нечего. Так что вся вина за начало Гражданской войны в Китае лежит на маньчжурах с японцами.

В ту пору японцы как раз в силу вошли. Пока мы строили дорогу в Китай, они напали на циньский Китай и захватили именно те области, в которые наша дорога шла и которые китайцы отдали нам под торговые концессии. Россия прибегла к международному арбитражу, и нам вернули те земли, ибо деньги уже были плачены, но японцы затаили на нас немалое зло. Поэтому за всеми печальными и трагическими событиями вокруг постройки дороги можно было искать их гадкий след — и не ошибиться.

Нам был приказ — работать с китайцами вежливо, аккуратно и вдумчиво. Ни в чем рабочих не обижать, от любых бед и разбойников их спасать, и за каждого убитого хунхузами китайца головой отвечать будут наши охранники. В общем, сам погибай, а рабочего китайца с носилками, лопатою, тележкой и тачкой выручай. От работы их ничего отвлекать не должно. А нукеры наши и рады, готовы хоть неделями в боевом строю по степи скакать, лишь бы самих не заставили брать в руки лопаты и тачку. Так и шло это строительство в наших краях. В отличие от строительства амурской или уссурийской дороги китайцы у нас не бежали, от работы никогда не отказывались и не бастовали ни разу за все годы стройки. Опять же умерло их на нашем участке много меньше обычного. Секрета в том, почему у нас вышло так, а на Амуре и Уссури иначе, нет. У нас китайцы содержались в тепле и уюте в помещениях каторги, у каторги была защита хорошая — и от побегов, и от хунхузов. Опять же с беглецами проводилась работа. Чисто воспитательная. Побежит такой, его поймают, на самый край Монголии, на край Степи, отвезут, поставят перед первыми песками великой Гоби и скажут: «Хотел бежать, беги — Китай там. Ежели небеса сжалятся, то недели через три — если все время по дороге в Китай будешь идти, из песков выйдешь. Да, вот тебе бурдюк с водою, вот сушеное мясо, вот сушеный творог, ибо мы — люди хорошие, не звери лютые. Тем, кто в пустыню идет, обязательно еду и воду даем, обычай такой. Ты, когда устанешь, мил человек, ближе к гребню бархана ложись, на кости-то не смотри. Внизу никто не лежит, в Гоби лишь днем жарко, а ночью, наоборот, холодно. И холодный воздух там скапливается. Мы, монголы, к морозу приученные, а китайцы внизу бархана за одну ночь замерзают. Так что кости их потом все равно вниз скатываются. Так ты, ежели дойти хочешь, вниз не спускайся, а поверху иди. Тогда будет шанс. Наши предки этот путь оттуда один раз прошли, так что дойти можно. Проверено». И вот пока говорили мы бегуну все эти вещи, а он слушал, глаза его округлялись, становясь почти европейскими, а под конец бросался китаец перед нашими на колени и слезно просил не отпускать его никуда, ибо перейти одному человеку Гоби совершенно немыслимо. Это в Европах среди мягкого климата человек один сможет выжить, а в Китае — в толпе затеряется. А у нас — Великое Вечное Небо, бесконечная дорога среди камней и барханов и ты один аки перст перед Великой Пустыней и весь в Руце Божией, лишь сам во всем виноват и за все