– Ах ты, поганец! Ты снова вляпался!

– Мама, хватит! – Сэм высвободился из объятий и повернулся ко мне, вероятно, действительно почувствовав себя в безопасности рядом с родителями. – Я не хочу уезжать!

– Так надо! – твердо ответила я.

– Ты одурел?! – закричала женщина, подталкивая его к машине. – К бабке, к бабке на Колыму, может там, Зачистка найдет тебя не сразу! Немедленно на Колыму! Нет, лучше к тетке в Якутию! – Неожиданно она повернулась ко мне и едва слышно прошептала: – Спасибо, сам бы он не позвонил.

Я сдержанно кивнула. Сэма запихнули в автомобиль и увезли, а я осталась сидеть одна на холодной остановке без каких-либо надежд на выживание.

Она сидела на остановке, тщедушная, раздавленная, и рассматривала поблескивающий от крепкого морозца асфальт. Девушка казалась совершенно другим человеком и не походила на ту, какой он ее помнил – самовлюбленную, несговорчивую, прекрасно осознающую значение ярко-алых квадратов на узком бледном запястье. Сейчас она совсем не напоминала злодейку. Скорее, наоборот, жертву, смирившуюся с судьбой. Именно такое выражение смятой покорности возникает на лице у приговоренных за минуты до стирания.

Вопросы. У него десятки вопросов, на которые может ответить только Маша.

Он притормозил у остановки и открыл дверцу с пассажирской стороны, перегнувшись так, что рычаг переключения скоростей уперся под мышку.

– Привет, – улыбнулся он, как можно более располагающе, – может, прокатимся?

– Привет, может, прокатимся? – незнакомец зверски оскалился, силясь изобразить радушную улыбку. Неожиданная доброжелательность чужих людей сегодня меня пугала особенно сильно.

Тусклый свет едва позволял разглядеть его благородное красивое лицо. Тонкий нос и густые брови. Губы, правда, у него казались по-девичьи нежными и полными, да и подбородок смотрелся слишком круглым и женственным.

В общем, насильником красавчик никак не выглядел, а меня вряд ли можно было принять за «ночную бабочку», поэтому его широкая, до омерзения приторная улыбочка заставила напрячься, словно внутри свернулась тугая пружина.

– Катись, – коротко ответила я и встала, решив скоренько ретироваться в симпатичную темную подворотню и в каком-нибудь пахнущем кошками подъезде заняться разработкой гениального плана по выживанию.

– Маша, лучше сядь в машину! – вкрадчиво приказал незнакомец. От металла, прозвучавшего в его голосе, у меня пробежали мурашки.

Я сорвалась с места в надежде убежать, и, несомненно, убежала бы, если б не подвернула ногу и не свалилась, разодрав в кровь ладони и перепачкав джинсы на коленях.

Пока я приходила в себя, мужчина уже стоял надо мной, качая головой:

– Господи, как же ты любишь сложности.

Почти небрежно, за шкирку, он запихнул меня в автомобиль, словно собачонку, испортившую ему лучшие выходные туфли. Машина быстро сорвалась с места, и через несколько минут мы уже мчались по пустой широкой дороге незнакомого проспекта, ярко освещенного фонарями. Водитель жал на педаль газа и не останавливался ни на одном светофоре.

– Послушай, любезный, – кашлянула я, вжимаясь в кресло и натягивая еще сильнее ремень безопасности, хотя сама задыхалась в пахнущем дорогим одеколоном салоне, – может мое заявление несвоевременно, но если тебе хочется покончить с жизнью, то я бы не отказалась еще пожить.

– Что ты имеешь в виду? – не понял мужчина и повернулся ко мне, на секунду прекратив следить за дорогой. Словно в подтверждение закона подлости в тот же миг на зебру перехода выскочила фигурка и почти бросилась нам под колеса. Едва удалось обогнуть, сильно вильнув.

– Именно это я и имею в виду, – кивнула я.

– Ты про пешехода? – хмыкнул незнакомец. – Ну, ведь не сбили.

– И вправду. Как это я не заметила? Ты кто?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что красавчик поперхнулся.

– Маша, с тобой все в порядке?

Его красивая физиономия действительно выражала крайнюю степень удивления. Он помолчал, а потом отрывисто представился:

– Александр. Очень приятно. Своего имени можешь не называть. Знаю.

Я кивнула и не нашлась ничего лучше, как спросить:

– Это тебе я звонила?

Он чуть кивнул, не было бы очков на носу – не заметила бы.

– Ты ужасный Алекс из Зачистки и везешь меня пытать да допрашивать, – заявила я, страстно надеясь на отрицательный ответ.

Александр молча следил за дорогой. Резко крутанув руль, он впервые затормозил на перекрестке. Когда автомобиль остановился, то схватил меня за ворот, перепугав до смерти.

– Ты чего?! – возмущенно вскрикнула я, отталкивая его.

Мужчина, не вымолвив ни слова, сдернул цепочку с хрустальной каплей-подвеской, а потом, открыв окошко, выбросил ее. Сморщившись, я стала растирать шею, где, наверняка, остался красный рубец. Я совершенно уверилась, что красавчик маленько «того», и теперь моя жизнь еще в больше опасности, нежели там, на пустой остановке.

– Я ответил на твой вопрос? – черная густая бровь выразительно поднялась, а глаза хищно блеснули.

Вероятно, в этом новом мире, когда с тебя снимают украшения и выбрасывают их, то демонстрируют высшую степень расположения. Тогда я не понимаю ни на грамм. Я осознала, что Истинный мир жесток, беспринципен и циничен, теперь выясняется – еще и глуп?

– Нет, – честно призналась я, не уловив в жесте ни капли некой мистической связи, которая, несомненно, подразумевалась.

Александр озадачился, и это размашистыми неровными штрихами проявилось на скуластом лице. Никогда не доверяла красивым мужикам, ни в этой жизни, вероятно, ни в той. Они всегда оказывались, прости господи, отменными козлами, ну или, на худой конец, редкостными себялюбцами.

– Сегодня мы нашли тебя через маячок. Ты его снова надела, и тебя сразу вычислили. Ответ на твой вопрос: нет, мы не едем в Зачистку, – разделяя слова, отозвался он.

– Если ты решил разговаривать со мной как с тяжело больным ребенком, то позволь уточнить: а куда мы едем? – с той же интонацией поинтересовалась я.

Наша обоюдная вежливость походила на откровенное хамство.

– Мы едем в безопасное место. У меня очень много вопросов, ни одного ответа, и я намерен их получить сегодня. Можно начать прямо сейчас.

Я старательно изображала заинтересованность, и все-таки с языка сорвалось:

– Мы правда были любовниками? – А потом зевнула так широко, что челюсть свело.

– Упаси боже! – Охнул мужчина и повернул, игнорируя двойную сплошную полосу. – Я не похож на самоубийцу.

Он прав, в действительности, сейчас не самое лучшее время выяснить подобные пошлости. Уточню потом когда-нибудь. Если выживу.