Невольным подтверждением правильности ее догадки служили одобрительные улыбки самого Хартвуда, который на правах покровителя смотрел на нее и дольше, и пристальнее, чем остальные, намеренно задерживая взгляд на ее полуобнаженной груди. Однако вскоре он начал смотреть на нее такими глазами, что Элиза покраснела от смущения и потупилась. Но едва она подняла голову, как ее глаза столкнулись с его карими глазами, блестевшими от возбуждения, Элиза вздрогнула, внутри ее что-то вспыхнуло, и ее охватило ответное возбуждение. Ей стало любопытно: как возникло первое чувство с между ее отцом и матерью? Не было ли оно похожим на те чувства, которые влекли ее к Хартвуду? Не действовали ли гипнотически голубые глаза ее отца на ее мать точно так же, как карие глаза Хартвуда на нее?

Но тут Элиза опомнилась. Пылкие взгляды Хартвуда всего лишь часть любовной игры, которую они согласились вести на глазах у всех. Итак, поспешила напомнить себе Элиза, Хартвуд для нее привлекателен не больше, чем викарий в роли сэра Питера, когда она сама играла роль леди Тизл. Что же касается других мужчин… то понятно, почему они глазеют на нее. Во-первых, они ее принимают за известную лондонскую куртизанку, а во— вторых, все-таки лорд Лайтнинг — большой оригинал, ухитрился посадить мать за один стол вместе со своей любовницей. Скорее всего гости, глядя на нее, недоумевают, зачем такому красивому и богатому джентльмену, как Хартвуд, брать на содержание такую не слишком выигрышную любовницу, как она.

Но даже такие не очень веселые мысли не портили Элизе настроения. Внимание мужчин льстило ей, она даже чувствовала себя опьяневшей, хотя и не выпила ни капли вина. Как хорошо хоть на один вечер почувствовать себя красавицей, чья внешность привлекает и притягивает мужские взоры! Кроме того, лорд Хартвуд флиртовал с ней на виду у всех, и его заигрывания действовали на нее подобно электрическому току. В его магнетическом взгляде под внешним одобрением скрывалось какое-то более глубокое и волнующее чувство. Оно пробуждало в ней в ответ странное чувство, в котором смешались вместе тревога, страх, восхищение и радость. Но что бы Элиза ни чувствовала, она не ошибалась и не забывала, что все было установленными им правилами игры.

Чуть поодаль, но вблизи от нее сидел один благообразный джентльмен. Он повернулся к ней и попытался завязать разговор. Как он сам представился, его звали мистер Снодграсс. Из обрывков чуть долетавших ранее до Элизы разговоров она уже знала, что он местный преуспевающий предприниматель, владелец небольшой фабрики по изготовлению пуговиц.

Рядом с ним сидела его дочь, флегматичная девица примерно одного возраста с Элизой. На ней было модное платье, прическу украшал целый букет из страусовых перьев, а на шее поблескивало дорогое ожерелье, к несчастью, оно совсем не шло к ее унылому и вытянутому лицу.

— Какое у вас чудесное ожерелье! — громко — так обычно говорят люди, привыкшие указывать и распоряжаться — сказал мистер Снодграсс, обращаясь к Элизе. — Я считаю себя, и не без оснований, знатоком по части украшений, ведь мой бизнес отчасти связан с драгоценностями. Как видите, на моей дочери тоже недурное ожерелье. Но должен признаться: драгоценные камни в ее ожерелье не идут ни в какое сравнение с вашими.

Мистер Снодграсс был первым из гостей, кто решился вступить в разговор с Элизой. Она даже слегка растерялась, соображая, что должна была бы ответить на ее месте куртизанка, но ее опередил Хартвуд.

— Ожерелью вашей дочери, мистер Снодграсс, далеко до ожерелья моей любовницы. Я приобрел его у известной фирмы «Рэнделл и Бридж». Эти камни из самой Индии и стоят целое состояние. Рэнделл меня заверил, что подобных камней больше нет на целом свете.

— Позвольте мне усомниться, — отвечал мистер Снодграсс. — Подарок для дочери я купил в ювелирном магазине «Нит». Хотя фирма «Нит» уступает фирме «Рэнделл и Бридж», я все-таки думаю, что стоимость обоих ожерелий вполне сопоставима. Мне оно обошлось в две тысячи фунтов. Ваше, на мой взгляд, дороже, но ненамного.

— Напротив, оно намного дороже, — ответил намеренно небрежным тоном Хартвуд. — Его цена по крайней мере в десять раз больше названной вами суммы. Но что поделаешь, должны же дамы иметь безделушки для собственного удовольствия.

Все словно по команде одновременно повернули головы в сторону Элизы и уставились на ожерелье, стоившее больше двадцати тысяч. Гости так пристально глазели на него, что, обладай их взгляды хоть какими-то вещественными качествами, они неминуемо натерли бы мозоли на нежной шее Элизы. Впрочем, Элиза сама была поражена не меньше остальных. На двадцать тысяч фунтов они с тетей могли бы жить без забот и хлопот всю жизнь до своего последнего дня. Нелепая причуда отца Хартвуда никак не вмещалась в ее голове: потратить целое состояние ради того, чтобы преподнести подарок любовнице?!

Теперь ей стало понятно, почему женщины так легко сходят со стези добродетели на стезю порока. Элизу словно молнией ударило: какая же она наивная дурочка, ведь она запросила с Хартвуда всего сорок пять фунтов! Как же невысоко, оказывается, она ценила свою собственную добродетель! Нет ничего удивительного в том, что он все время улыбался, пока она торговалась с ним. Внезапно ее охватил приступ горячей благодарности: он не извлек выгоды из ее неопытности и не соблазнил ее и не сделал своей любовницей за такую ничтожную сумму денег. Смогла бы она уважать мужчину, который воспользовался бы ее наивностью? Да никогда в жизни!

После того как лорд Хартвуд во всеуслышание объявил цену ожерелья, шум от разговоров за столом заметно усилился, но леди Хартвуд попыталась тут же его притушить.

— У Эдварда всегда была склонность к преувеличениям и экстравагантности, — вызывающе бросила она. — Бедный Джеймс утешал меня, уверяя, что с возрастом это пройдет. Увы, Джеймс ошибался, и все из-за своей доброты. Он никак не хотел замечать недостатков младшего брата.

— О да, бедняга Джеймс был наивным простачком. — Хартвуд поспешил нанести ответный дар. — Мама, неужели вы забыли о том, кто именно познакомил меня с ювелирами «Рэнделл и Бридж»? Именно Джеймс, и никто иной. Они были его, так сказать, поставщиками драгоценностей. Неужели вы не помните те украшения из рубинов, которые он подарил своей жене? Они были из этого ювелирного магазина. Постойте…

Хартвуд намеренно выдержал паузу, словно что-то вспоминая.

— Нет, я ошибся. Рубины он подарил не жене, а своей любовнице.

Лорд Лайтнинг нанес неотразимый удар. Леди Хартвуд всю передернуло от неприкрытого ехидства сына. Элизе стало неловко, и она из деликатности отвела взгляд в сторону. Но, в тот же миг вспомнив о том, что здесь она грубая и невоспитанная любовница, вскинула голову и с наглым и дерзким видом уставилась в лицо леди Хартвуд. Элиза не отводила глаз до тех пор, пока хозяйка дома, поморщившись, не отвернулась в другую сторону.

Если поначалу Элиза смущалась вести себя так бесцеремонно, то теперь, к собственному стыду, не могла не признаться, что такая манера поведения не лишена прелести. Более того, к своему ужасу, она видела, как все правила приличия, умение владеть собой и сдерживать чувства, так старательно прививаемые ей тетушкой с детства, куда-то уходили и уже казались чем-то пустым и лишним. А впереди ее поджидали целых две недели, в течение которых она могла быть легкомысленной, нахальной и вульгарной, совсем не такой, какой она была раньше. Теперь не надо было следить за собой, она вольна и свободна как в своих желаниях, так и в поступках.