— Да. — Мысль о том, что есть правила, которых надо придерживаться, была неожиданно ободряющей. Это позволяло знать, что можно делать, а что — нет.

— Одно из правил, — сказала Алиса, — будет заключаться в том, что, если в половине первого или в час дня меня не будет дома, ты должен поесть сам. На плите всегда будет суп, который ты сможешь разогреть, сыр и фрукты в холодильнике. Возьмешь то, что захочешь, и вымоешь за собой посуду. Ты справишься?

— Конечно, да.

Ужинали мы обычно в комнате с видом на сад. Алиса готовила восхитительные блюда: курицу или рыбу.

— Мне очень нравится готовить, — сказала она как-то раз. — Я научилась готовить много лет назад, когда была горничной. Твоя мама ведь рассказывала тебе об этом? О том, когда я была прислугой?

— Да.

— Мисс Нина — молодая леди, которой я прислуживала, — любила, когда я готовила для нее, если ее родных не было дома.

Это было еще одной удивительной историей из жизни Алисы. В Педлар-ярде считалось, что место женщины — на кухне. Мужчины полагали, что жены обязаны их обслуживать. И было странно думать, что существовала женщина, которая не умела готовить и считала, что обслуживать должны ее.

— А что, она не могла готовить себе сама, эта Нина?

— В наши дни это — нонсенс, — сказала Алиса. — Но тогда было совсем другое время — двадцатые годы, — и они были очень богатой семьей. Мисс Нине никогда не пришло бы в голову приготовить что-нибудь более значительное, чем заварить чай. И никто никогда не подумал бы, что она делает даже это.

Было удивительно слушать, как Алиса рассказывает мамины истории, и знать, что она сама из этих историй. Она сама была историей. Она была той семнадцатилетней девушкой, в которую был влюблен красивый молодой мужчина, но из-за того, что она была прислугой, они не могли быть вместе.

— Ты жила в Вене?

— Да, это великолепный город. Однажды ты поедешь туда. И ты обязательно полюбишь его.

— Поеду?

— Нет никаких препятствий, которые могли бы помешать.

Вечера в «доме священника» были такими: после ужина все должно было быть убрано, и посуда должна была быть вымыта. Часто они смотрели телевизор, но иногда Алиса включала пластинки — восхитительную музыку Баха, и Шуберта, и Моцарта. «Я люблю музыку», — говорила она. Когда приходила настоящая зима и заморозки окутывали болота, занавески закрывались, и в камине разгорался огонь — наступало время, когда рассказывались другие истории.

— Расскажи мне о том, как жених мисс Нины пришел в дом и увидел тебя.

— Рассказывать как обычно — слово в слово? Мы так шутили.

— Истории всегда нужно рассказывать слово в слово.

— Или окажется, что они изменились.

— Да-да.

Это было одной из лучших черт Алисы. Она понимала, как и мама, что истории должны оставаться неизменными.

— Ты — маленький и суетливый дятел. Что ж, слушай. — Она откинулась на спинку кресла-качалки и начала говорить.

И даже несмотря на то, что это был совершенно неведомый мне мир, Алиса сделала его настолько реальным, что порой создавалось ощущение, будто ее слова ткались сами собой в магический ковер и что они могут унести меня в эти далекие дни. Пятьдесят лет назад Вену наполняла музыка, веселье, яркие цвета и ослепительные дворцы... Ах, как были освещены поместья, когда давались большие балы. Лампы висели даже на деревьях, вдоль аллей, ведущих к дому, по которым проезжали кареты... Ах, бравурные звуки оркестра, играющего вальсы и польки, или одного музыканта, рассыпающего каскады музыки из фортепьяно или виолончели... Дворцы и кафе... Шелест шелковых платьев и шлейф дорогих духов, вкус венского шоколада и венского торта «Захер» — шоколадного торта с абрикосами.

— Родители мисс Нины были очень влиятельными и состоятельными людьми, — рассказывала Алиса. Казалось, ее взгляд был устремлен внутрь себя. — У мисс Нины было много beaux.

Для меня это было новое слово.

— Бо...

— Кавалеров. Это французское слово. — Алиса записала его в единственном и множественном числе. — В те дни оно означало «поклонники». Парни. Молодые люди хотели жениться на ней — должно быть, большинство из них привлекали деньги. Хотя она была очень хорошенькой. Хозяин устраивал для нее великое множество приемов, обедов и музыкальных вечеров. В те дни в Вене всегда было много музыки. Знаменитые певцы и музыканты приезжали в наш дом дать концерт или сольные выступления.

— Но вечер, когда пришел он... Это ведь был не музыкальный вечер? Ведь той ночью был грандиозный бал, да?

— Это действительно был особенный вечер. Бал должен был начаться в десять, но я помогла одеться мисс Нине немного раньше. На ней было белое, сверкающее сотнями крошечных звездочек, платье, на плечах лежал газовый палантин...

— Роскошно.

— Да, я понимаю, тебе кажется это роскошным, но в те дни молодые леди именно так и одевались, и это было очень красиво. Мисс Нина выглядела восхитительно — по крайней мере, в начале вечера. Она была немного пухленькой, но у нее была тонкая талия и роскошные пушистые волосы. Я помню, мы вплели в ее прическу тоненькие серебряные нити с крошечными жемчужинами. Разумеется, это был настоящий жемчуг.

И, когда она была готова, я вышла с ней на лестницу, чтобы посмотреть, как она спустится вниз, чтобы встречать гостей. Ты можешь себе это представить? Там были огромные широкие ступеньки с золочеными перилами по обе стороны, и букеты цветов в огромных вазах повсюду, и над головой люстра, все сверкало и блестело. В бальный зал вели большие двойные двери. Музыканты уже были там, и они что-то играли — играли Штрауса. В Вене всегда играли Штрауса, — Алиса улыбнулась, будто сказала что-то смешное, — и мне было всего семнадцать лет, я никогда не видела ничего подобного. Мне казалось, что я попала в сказочную страну.

На мгновение стареющая седовласая леди с морщинами в уголках глаз и рта превратилась в молодую восторженную девушку, смотрящую на мир широко открытыми глазами.

— Мисс Нина спустилась вниз, так как гости уже прибывали, — продолжала Алиса. — Она специально опаздывала — это было ее капризом. Вообще как дочь она должна была вовремя встречать гостей вместе с родителями, чтобы поприветствовать каждого. Но она любила выкидывать подобные штучки, чтобы привлечь всеобщее внимание.

— И ты видела всех, кто прибывал на бал?

— Да, я видела их всех. Шикарно одетых леди и мужчин, в настоящих вечерних костюмах, и даже некоторых офицеров армии. Немцы были очень умные и вежливые. — Она остановилась, и на секунду что-то закралось в ее мягкий голос — он изменился. — Члены рейхстага тоже были на этом балу, так как отец мисс Нины имел важные правительственные связи.

«Рейхстаг» — это слово было незнакомым, но каким-то неловким. Казалось, оно принесло в теплую уютную гостиную внезапный страх. Так бывает, когда в животе все сжимается, и ты знаешь, что тебя вырвет. Или когда твоя кожа покрывается мурашками из-за того, что в комнате находится что-то неприятное — семенящий паучок, которого ты боялся прогнать... (Или когда ты лежишь под простыней, притворяясь, что тебя там нет, молясь о том, чтобы не слышать злые голоса внизу или угрожающие шаги по лестнице?)