долга. Министерство внутренних дел, которому подчинялся департамент полиции, вербовало агентов во всех государственных учреждениях и в армии. Речь шла о защите царской власти и отечества. Власти понимали, что русский народ, подобно разбуженному зимой медведю, готов крушить все на своем пути. Напряженная и опасная работа в тайной полиции привлекала Федорова еще и потому, что позволяла ему забыться после отъезда Ольги в Палестину.

Вначале он еще надеялся, что она вернется. Ведь, по ее словам, она уехала только на время — принять роды у сестры. Ольга обещала ему, что приедет обратно через несколько месяцев.

Вначале она писала ему письма, где рассказывала о встрече с родственниками и о новой стране, но в один прекрасный день перестала писать и не оставила адреса.

Много раз ездил Федоров в Одессу, надеясь встретить Ольгу в порту. Раз или два в неделю в порт приходили корабли из Яффы, и Федоров уже знал их названия, окраску и даже знаком был с некоторыми офицерами из экипажа. Он отправлялся в порт и ожидал прибытия корабля. Пароходные гудки бередили ему душу, усиливая тоску по Ольге, и он все ожидал, что увидит ее среди пассажиров. Но Ольга не появлялась. После многочасового ожидания Федоров возвращался в город, заходил в трактир и напивался пьяным. А на следующий день поезд уже вез его домой.

Со временем тоска только усиливалась — Федоров воочию видел Ольгу, разговаривал с ней, искал опасных приключений, чтобы забыть ее. Через год после ее отъезда он поступил работать в тайную полицию, разбросавшую свою агентуру по всей Европе. Федоров попросил дать ему задание, связанное с работой за границей. Его направили во Францию и Швейцарию собирать информацию о революционной деятельности политических эмигрантов из России. Прекрасное знание французского языка и превосходные манеры помогли Федорову успешно справиться с порученным ему делом. Он сообщил начальству о нелегальных журналах, выходящих в эмиграции, о путях их доставки в Россию и о заводах по производству динамита, предназначенного для покушений на царскую семью и высших сановников. После его возвращения прошло уже несколько месяцев, и Федоров чувствовал, что сейчас ему, видно, придется взяться за очередное глупое и бессмысленное задание властей, которые испытывают страх перед собственными гражданами.

«И что ему от меня нужно?» — спросил Федоров, не поднимая глаз от работы. Он был занят расшифровкой подпольной газеты и старался понять, кто скрывается за вымышленными именами и кличками. Газета попала в руки тайной полиции после обыска, устроенного на литейном заводике, в подвале которого революционеры держали нелегальную типографию.

«Не знаю, господин майор, но только он хочет видеть вас немедленно», — смущенно пробормотал адъютант. Это был светловолосый худенький весьма приятный юноша среднего роста. Свою офицерскую фуражку он носил чуть-чуть набекрень. Отвечая Федорову, он мягко, почти застенчиво улыбался.

Федоров отложил перо, погасил сигарету, стряхнув пепел в массивную мраморную пепельницу, надел фуражку и поднялся с места. После отъезда Ольги виски у него слегка поседели, движения потеряли легкость. Он не торопился, словно колеблясь или что-то обдумывая. Потом взял себя в руки и энергичной походкой вышел из комнаты.

Федоров долго шел по нескончаемому коридору, скудно освещенному тусклым светом огромных полупотушенных хрустальных люстр. Толстый ковер на полу делал его походку бесшумной, несмотря на то что обут он был в тяжелые сапоги с длинными голенищами. По обеим сторонам зловещего коридора располагались многочисленные запертые на ключ комнаты. Отсутствие на дверях табличек лишало непосвященного возможности догадаться о том, что находится внутри. Федоров, однако, шел обычно по мрачному коридору, не испытывая никаких эмоций. Он давно уже привык к атмосфере страха и подозрительности, которой, казалось, были пропитаны даже стены здания, где размещалась тайная полиция. Кроме того, он прекрасно знал, что за наглухо закрытыми дверями, мимо которых он проходил по нескольку раз в день, нет ни важных чиновников, вершивших судьбы людей, ни страшных пыточных камер. Все это находилось совсем в другом месте. Сейчас, однако, ему было не по себе, и он невольно замедлял шаги, стараясь понять, зачем мог так срочно понадобиться начальнику штаба полковнику Долгину. В последнее время Федоров все чаще чувствовал, что служба в тайной полиции утомляет его и не доставляет прежнего удовлетворения.

Вот уже несколько месяцев министерство иностранных дел обнаруживало повышенный интерес к эмиграции евреев в Оттоманскую империю. Россия поддерживала с соседней Турцией тесные дипломатические отношения, и, когда между ними возникали сложности политического характера, обе страны делали все возможное, чтобы не допустить конфликта и сохранить статус-кво. Сейчас недовольство проявлял турецкий султан, крайне озабоченный переселением в Палестину сотен евреев из России.

Однажды, летним утром 1892 года русский консул в Яффе был приглашен к турецкому правителю, который потребовал объяснить, почему и на каком основании сотни российских подданных каждую неделю прибывают в Палестину и до каких пор это будет продолжаться. Консул обратился за разъяснениями в Петербург, после чего министерство иностранных дел было вынуждено прибегнуть к помощи тайной полиции. Просьба министра иностранных дел заключалась в том, чтобы выяснить, действительно ли евреи замышляют создать в Палестине центр, из которого намереваются управлять миром.

Свернув по коридору направо, налево и опять направо, Федоров наконец миновал бесконечный строй запертых на ключ дверей-близнецов и очутился перед кабинетом начальника штаба. Это была просторная комната со стенами, сплошь уставленными книжными стеллажами. В углу кабинета стоял уютный диван и несколько кресел. Там полковник Долгин имел обыкновение вести неофициальные беседы и переговоры. Сейчас же он сидел за необъятным дубовым столом, погрузившись в чтение каких-то документов, и едва взглянул на вошедшего Федорова. Только когда тот молодцевато прищелкнул каблуками, Долгин наконец посмотрел на него поверх очков в массивной оправе. Руки его при этом продолжали медленно перелистывать бумаги. Круглые стекла очков старили полковника, но его щетинистые усы были черны как смоль. «Ну не надо церемоний, садитесь, пожалуйста», — сказал он Федорову, снова склоняясь над бумагами и предоставляя своему подчиненному в течение нескольких минут любоваться круглой и блестящей начальственной лысиной.

«Вы что-нибудь слыхали о бароне Ротшильде?» — спросил Долгин, внезапно отложив в сторону недочитанные бумаги.

Федоров не спешил отвечать, пытаясь припомнить, что ему известно о человеке с таким именем.

«Возможно, в Париже вы видели его дворец или читали о нем в газетах, — продолжал Долгин. — Вам могли попасться на глаза объявления о его банковских сделках или о продаже вин с его виноделен. Он владеет множеством предприятий и земель, в том числе и виноградниками в Бордо и Провансе».

«А почему он заинтересовал наше ведомство?» —