Монах Иаков добавляет, что это делалось не только в Киеве, но и в других городах.

Пиры – важная черта русской социальной жизни с незапамятных времен – теперь приобрели новое значение, став выражением христианского братства и любви. Поскольку пиры Владимира были проявлениями первоначального христианства, летописец упоминает о них сразу после записи о благотворительности князя. «И такое делал он для людей своих: велел он по всем дням недели на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам – при князе и без князя. Бывало на обедах тех множество мяса – говядины и дичины, – было все в изобилии».

Гостеприимство князя, кажется, поразило воображение народа больше, чем что‐либо другое, и во всех ранних былинах воспеваются его развлечения с богатырями и другими людьми. Именно как радушный хозяин Владимир преимущественно фигурирует в русском фольклоре; в памяти русского народа он навсегда остался как «Красное Солнышко».

О том, насколько добросовестен был Владимир в своем стремлении распространить новую веру на русскую жизнь, лучше всего можно судить по истории из «Повести временных лет» о его сомнениях по поводу наказания преступников. Он, видимо, понял завет Христа буквально и со всей серьезностью. Так же его понимали многие другие русские в киевский период и Лев Толстой в наше время. Обученному в Византии духовенству потребовалось много усилий, чтобы убедить Владимира в том, что церковь не отрицает государственного порядка.

Владимир же жил в страхе Божьем. «И умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: “Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?” Он же ответил: “Боюсь греха”. Они же сказали ему: “Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников…”». Владимир прибег к казням, но новый метод наказания преступников использовался недолго, смертную казнь скоро заменили на денежные штрафы.

Внешняя политика Владимира в этот период не была агрессивной. Как замечает летописец: он «жил в мире с окрестными князьями – с Болеславом Польским, и со Стефаном Венгерским, и с Андроником Чешским. И были между ними мир и любовь. Исключая один поход против галицких хорватов, очевидно для подавления мятежа, он сконцентрировал свое внимание на защите южных русских рубежей от печенегов, которые по меньшей мере трижды совершали набеги на Русь (в 992, 995 и 997 гг.), но каждый раз были отбиты, хотя и с большими трудностями.

Чтобы защитить страну от кочевников, Владимир построил несколько линий укреплений по северным берегам степных рек. В этом он служил примером для последующих поколений русских правителей. Зоны укреплений как защита от кочевников строились русскими на юге и востоке России еще в конце XVIII века, а в Туркестане даже в XIX веке. Во времена Владимира крепости были основаны на берегах Десны, Остера, Трубежа, Сулы, Стугны. Там селились выходцы с севера и северо– востока: словены, кривичи, вятичи и чудь. Самым большим из этих новых или восстановленных городов был Переяславль, ставший столицей одноименного княжества, украины (пограничная земля, отсюда Украина) по преимуществу.

Следуя примеру отца, Владимир управлял отдаленными городами через сыновей и наместников. В последний период правления Владимира его сын Ярослав княжил в Новгороде, Святополк – в Турове, Борис – в Ростове, Глеб – в Муроме, Святослав – в Древлянской земле, Изяслав – в Полоцке и Мстислав – в Тмутаракани. Конец жизни Владимира был омрачен зарождающимся конфликтом с самым одаренным из его сыновей – Ярославом Новгородским, который отказался продолжать выплачивать новгородскую дань Киеву. Размер ежегодной дани, собираемой в Новгороде, составлял три тысячи гривен, две трети которой должно было отправляться в киевскую казну, а оставшаяся треть распределяться новгородским князем на местные нужды. В 1014 г. Ярослав прекратил все выплаты отцу, несомненно, под давлением новгородцев, которые были недовольны своим зависимым положением в государстве. В ответ Владимир начал готовиться к военной кампании против Новгорода. Но в ходе этих приготовлений он заболел и вскоре был спасен смертью от трагедии вооруженного столкновения с собственным сыном (1015 г.).

После смерти Владимира началась кровавая междоусобица его сыновей. Недостаток братской любви между ними частично можно объяснить тем, что они были только сводными братьями. До своего крещения великий князь имел много жен, и в отношениях между разными семьями, вне всякого сомнения, существовало большое напряжение. Из его многочисленного потомства Ярослав, Мстислав и Изяслав считаются сыновьями Рогнеды. Святополк – сомнительного происхождения, сын вдовы Ярополка, на которой Владимир женился, когда она уже была беременной, если верить летописцу. Мать Святослава – чешская жена Владимира, Борис и Глеб – сыновья болгарской женщины, согласно «Повести временных лет». Однако, как описывается в «Сказании» о страданиях последних двух, впоследствии причисленных к лику святых, Глеб в момент убийства был совсем дитя (1015 г.). Если так, то он должен был быть сыном первой христианской жены князя, византийской княжны Анны70.

Судя по всему, Владимир намеревался передать свое государство Борису, одному из самых младших сыновей, которому во время своей последней болезни он доверил командование войсками, посланными против печенегов. Борис уже возвращался из похода и как раз достиг берегов реки Альты, когда получил известие о смерти отца и захвате киевского трона Святополком. Дружина убеждала Бориса выступить против последнего, предупреждая, что в обратном случае Святополк убьет его. Позиция Бориса была типичной для той тонкой верхней прослойки русских людей, которые приняли христианство со всей серьезностью. Он не хотел противиться злу насилием, ему была ненавистна мысль о войне со старшим братом, поэтому он распустил дружинников и спокойно дожидался убийц. Его убили, но самой своей смертью Борис остался навсегда живым в памяти народа как символ братской любви. Борис и его брат Глеб, тоже убитый наемниками Святополка, стали первыми русскими, канонизированными церковью. Другой брат, Святослав из Древлянской земли, бежал на запад, но был перехвачен посланниками Святополка на пути в Венгрию. Изяслав Полоцкий оставался нейтральным, и ему не досаждали, Мстислав Тмутараканский тоже не видел для себя угрозы со стороны Святополка. Можно предположить, что между ними было какое‐то соглашение, возможно договор о ненападении. В любом случае Мстислав был занят расширением своих владений в Азовском регионе. В 1016 г. с помощью византийских войск он воевал с остатками хазар в Крыму71.

Единственным братом, который отважился подняться против Святополка, был Ярослав Новгородский, причину чего новгородцы видели в своем недовольстве киевским верховенством над ними. Война между этими двумя людьми была скорее борьбой между Новгородом и Киевом, чем просто личной враждой братьев. Она длилась четыре года (1015 – 1019 гг.), и оба противника использовали наемные войска из других стран. Ярослав нанял варяжские отряды, а Святополк печенегов. После первого поражения Святополк бежал в Польшу и заключил союз с королем Болеславом I. Вместе они смогли отвоевать Киев у Ярослава (1018 г.), который, в свою очередь, бежал в Новгород. Решив, что опасность миновала, Святополк поссорился со своим польским союзником, и Болеслав возвратился домой, взяв с собой двух сестер Ярослава и бояр, симпатизировавших Ярославу, судя по всему, в качестве заложников. Он также воссоединил с Польшей червенские города. Триумф Святополка, однако, оказался кратким, потому что Ярослав через некоторое время атаковал его снова. Святополк опять нанял отряды печенегов и опять проиграл. Это поражение стало окончательным, он умер (1019 г.), вероятно, где‐то в Галиции, так как бежал на запад. Теперь у Ярослава появился новый противник – его брат Мстислав. К этому времени тот твердо закрепился в Восточном Крыму и Тмутаракани. В 1022 г. косоги (черкесы) признали его своим сюзереном, после того как он убил в схватке их князя Редедю. Этот эпизод, видимо, описан в былине, на основании которой он и записан в «Повести временных лет».