Этим чудесным поворотом в своей судьбе его отец был обязан своему старшему брату, которого русская императрица Елизавета случайно увидела поющим в церкви («pevchii» – так называлась в России его профессия, ибо в русских церквах поют). Императрица безумно влюбилась в него с первого взгляда. Фаворит приходил к ней тайно каждую ночь, и двор с насмешливой почтительностью звал его «ночным императором». Влюбленность императрицы была такова, что она тайно обвенчалась с ним и даже понесла от него девочку, которую новая правительница Екатерина заточила в монастырь.

Потом появились самозванки, объявлявшие себя дочерьми императрицы… Как тесен мир! Я рассказал графу Разумовскому, как в первый свой приезд в Париж встретил на балу в Опери (ты знаешь, как мне памятен тот бал) очаровательную сумасбродку, которая утверждала, что она – дочь Елизаветы. Выслушав меня, граф Андрей только усмехнулся и поведал мне печальное окончание истории сумасбродки. Императрица Екатерина, имевшая весьма малые права на русский престол, очень серьезно отнеслась к этим фантазиям. И подослала к бедняжке какого-то красавца, который влюбил ее в себя, заманил на корабль и отвез в Россию, где несчастная зачахла в заточении. Какое счастье, что ужасный век, столь жестокий к любящим сердцам, наконец-то заканчивается, дорогая Софи!

Что же касается денег баронессы Корф, граф Андрей сказал, что, как и обещал, несчетно писал о них недавно почившей Екатерине, но денег от обычно щедрой императрицы так и не поступило. И хотя, по его словам, Екатерина, узнав о казни несчастного Людовика, слегла в постель, к Ее гибели она осталась совершенно безучастной и даже сказала жестокие слова: «Антуанетта никогда не могла исполнить главной обязанности монарха – быть деспотом для самой себя. Она носила корону в свое удовольствие, как носят модную прическу. Это опасно, ибо можно потерять голову вместе с прической».

Подобные слова когда-то писала и Ее мать… Никто не понимал Ее. Она была последней богиней Любви, зачем-то навестившей наш безжалостный век, воплощением изысканного мира, который погиб с Нею навсегда. Само изящество, само совершенство, сама красота были погублены грязной толпой…

Прощаясь с графом Андреем, я попросил его все-таки написать о баронессе только что взошедшему на престол императору Павлу. Но граф только усмехнулся и сказал: «Худшей рекомендации, чем моя просьба, для нового императора трудно придумать».

Значит, правду болтали при венском дворе, будто первая жена Павла, тогда еще наследника, была влюблена в графа Андрея. И после ее безвременной кончины Павел нашел в ее секретере письма, из которых все стало ясно… Потому императрица Екатерина и поспешила отправить графа Андрея послом в Неаполь.

Прости за многословное послание, но мне не с кем поговорить. С некоторых пор мне неинтересны люди. Только ты и, пожалуй, этот русский граф… Ты сейчас поймешь, почему. В Неаполе граф Андрей увидел королеву Каролину, Ее сестру. И вспыхнула взаимная страсть… И опять русской императрице пришлось заниматься очаровательным графом: из Неаполя она поспешила перевести его в Вену, безжалостно разбив оба сердца»

В дверях я обнял его. Он все понял, глаза его заблестели. Как много разбитых сердец, погубленных жизней, уничтоженной красоты! Стоя в дверях, мы беседовали почти час – два человека с погибшими сердцами. Мы заговорили о Них О сестрах. О самых дорогих нам на свете. И еще – о Ее гибели. О море крови. О конце грозного века. Что-то нам сулит век грядущий?..

Он сказал: коли в России случится такое, как нынче во Франции, мир содрогнется от невиданных злодеяний! Он поведал мне о безграмотном кровавом казаке, который чуть было не взял Москву. И, провожая меня до коляски, сказал: «Не дай бог, коли явится вот такой казак да с университетским образованием. Разве что Господь не допустит…»

Надеюсь, ты поняла, дорогая Софи: я старался сделать все, чтобы вернуть деньги баронессе Корф. Но так как сие мне не удалось, то в случае моей гибели прошу тебя, любимая сестра, исполнить мое поручение: продать мое имение и передать деньги баронессе.

Скоро июнь – очередной печальный юбилей. Восемь лет со дня Ее неудачного побега, который я до сих пор простить себе не могу!

Прощай. Или нет – до свидания, моя дорогая сестра.

P.S. Коли не вернусь, бумаги, которые лежат в моем бюро, перевязанные алой лентой, немедля следует сжечь».

Запечатав письмо, граф открыл записную книжку и написал:

«Вена. 21 апреля 1799 года. Ночь стоит теплая при полной луне. Черный парик и бородка ждут меня на ночном столике. Ящик красного дерева с пистолетами и две шпаги слуга уже отнес в карету. Я только что закончил письмо сестре. Письмо сие из-за важности сведений вписываю в записную книжку, подаренную Ею…

Часы пробили полночь, и я вновь возвращаюсь к изложению важнейших событий моей жизни. Не в последний ли раз? Сие известно только Господу».

Через полвека в родовом замке Ферзенов в тайнике над камином нашли пачку писем. Описание находки за подписью «Карл Скотт, профессор (Стокгольм)» было напечатано в лондонской «Санди Тайме»:

Пачка (13 писем) перевязана алой лентой. Все письма написаны одним почерком, в котором легко узнать небрежный почерк Марии Антуанетты. Также в тайнике обнаружена записная книжка графа Ферзена. На первой странице рукой французской королевы написаны стихи – посвящение:

«Что Вы напишете на этих страницах,

Какие тайны доверите им?

О, они, бесспорно, предназначены

Для самых нежных воспоминаний.

А пока они пусты,

Разрешите в знак нашей дружбы

Начертать эти несколько строк

На самой первой странице».

Все дальнейшее в записной книжке написано ровным каллиграфическим почерком графа Акселя Ферзена. Вслед за стихами французской королевы граф пишет: «Она подарила мне свой портрет и эту книжку „для записи памятных дат“. И вот через столько лет я решил воспользоваться ею».

Далее заголовок: «Несколько важнейших дат моей жизни».

(Профессор Скотт отмечает, что «последующий текст был написан графом Ферзеном, скорее всего, ночью перед отъездом в Париж… Аксель Ферзен, видимо, опасаясь не вернуться живым из путешествия, решил изложить свою историю. Кто должен был быть ее читателем? Скорее всего, сестра, которую граф безумно любил».)

«В 1773 году я более года путешествовал по Европе, знакомясь с достижениями науки. В Фернее мне выпала честь беседовать с Вольтером.

10 января 1774 года при солнечной морозной погоде я въехал в Париж, где наш посол при французском дворе представил меня мадам дофине Марии Антуанетте. Дочь великой императрицы (Ее Величество Марию Терезию имел счастье знать мой отец) оказала мне воистину самый благосклонный прием. Мне тогда исполнилось 19 лет (я родился 4 сентября 1755 года), как и Ее Высочеству (дофина родилась 2 ноября). Я был поражен [далее старательно зачеркнуто] любезностью и красотой будущей королевы Франции.