В те времена, о которых мы ведем речь, они совершенно прочно вошли в мексиканское общество, но стояли особняком со своими обычаями. Мастера по работе с перьями из Амантлана не общались почти ни с кем, за исключением торговцев из Почтлана, их соседей. С ними они собирались вместе за общим праздничным столом. Мастерам по работе с перьями, как и почтека, разрешалось в месяц Панкецалицтли принести в жертву раба после принесения в жертву военнопленных. Все члены гильдии в складчину покупали будущую жертву. В месяце Тлашочимако они устраивали свой собственный праздник в честь своего местного бога и в честь четырех других богов и двух богинь своей гильдии, на котором торжественно обещали посвятить своих детей ремеслу, которым сами занимались.

Эти мастера своими простыми инструментами благодаря своему изысканному вкусу и бесконечному терпению могли изготавливать шедевры. Альбрехт Дюрер видел некоторые подарки, преподнесенные Монтесумой Кортесу, которые тот отослал Карлу V. Дюрер писал: «Эти предметы имеют такую ценность, что за них дают сто тысяч флоринов. За всю свою жизнь я не видел ничего, что так порадовало бы мое сердце. Я увидел в них восхитительное искусство, и я был поражен тонкостью натуры обитателей этих чужих стран».

Некоторые из этих мастеров работали непосредственно для императора во дворце, как описывает Берналь Диас. Другие работали дома, получая камни, перья или металл от сановников или торговцев и превращая их в ювелирные украшения или орнаменты. Каждая мастерская состояла только из одной семьи. Например, жены мастеров по работе с перьями пряли и вышивали, делали одеяла из кроличьей шерсти или занимались крашением перьев. Дети находились вместе с родителями и учились их ремеслу.

Социальный статус тольтека был скромный; они не претендовали ни на власть, ни на богатство. Но к ним относились не без доли почтения. Молодые сановники не считали ниже своего достоинства «ради упражнения и отдыха поучиться какому-нибудь искусству или мастерству, такому, как живопись, резьба по камню, дереву или золоту или обработка драгоценных камней». Кажется, мастеру своего дела хорошо платили. Понятно, что это был исключительный случай, но каждый из четырнадцати скульпторов, которые делали статую Монтесумы II, до начала работы получил одежду для себя и своей жены, 10 мер бутылочных тыкв, 10 мер бобов, по 2 меры перца каждого вида, какао и хлопка и лодку кукурузы. А когда работа была закончена – по 2 раба, 2 меры какао, кое-какую посуду и соль, а также одежду. Вероятно, на различных этапах ремесленники получали весьма значительное вознаграждение. Но с другой стороны, они подлежали налогообложению, хотя, как и торговцы, они не были обязаны лично служить или заниматься сельскохозяйственным трудом. Более того, их гильдии пользовались правом, если можно так выразиться, корпоративной личности, и возглавлявшие их люди представляли свои гильдии перед центральной властью и законом.

Значит, здесь мы опять имеем дело со слоем общества, чьи привилегии поднимают его членов над массой простолюдинов. Но различие между ними и торговцами состоит в том, что в этом случае мы не находим ни следа того более или менее подавляемого стремления подняться по социальной лестнице, ни какой-либо напряженности, которая существовала между правящим классом и торговцами, ни привычки все скрывать, присущей почтека. Ремесленнику нечего было прятать: ему не нужно было извиняться за свое заметное положение, поскольку его у ремесленника не было, да он и не претендовал на него. У него было свое собственное место в этом сложном обществе, и он, видимо, намеревался на нем и остаться. Ведь в то время как сословие торговцев было динамичным, активным, сословие ремесленников было статичным, довольным своим положением, на которое его возвели их привилегии и всеобщее уважение к их способностям. Оно находилось на одну ступень выше, чем те, которые не имели никаких привилегий, то есть простолюдины.

Ацтекское слово масеуалли (множественное число – масеуальтин) означало в XVI веке любого человека, который не принадлежал ни к одному из социальных слоев, о которых шла речь, но который, тем не менее, не был рабом. Это были «простые люди», или «плебеи», как часто переводили это слово испанцы. Оказывается, вначале это слово обозначало просто «работяга». Оно происходит от слова масеуало («работать, чтобы получить по заслугам»), из которого появилось слово масеуалицтли, которое означает не буквально «работа», а «действие с целью получить по заслугам». Это же самое слово использовали для описания танцев, которые исполнялись перед изображениями богов, чтобы заслужить их благосклонность. Очевидно, что это слово не несло в себе уничижительного смысла. Литература полна примеров, когда слово масеуальтин означает просто «люди» без каких-либо намеков на более низкое положение. И все же, несомненно, со временем это слово приобрело несколько презрительное звучание: считалось, что масеуалли – это синоним грубости. Масеуаллатоа означало «грубо разговаривать», а масеуальтик означало «вульгарный».

В огромном городе, хотя там и могло быть несколько тысяч чиновников, купцов и ремесленников, число масеуальтин было значительно больше – это было огромное большинство населения. Они были полноправными гражданами, членами племени и жителями квартала, но на них лежали определенные обязанности, которых им было не избежать. Их положение может наилучшим образом проиллюстрировать перечень их прав и соответствующих обязанностей.

Как мексиканец и член кальпулли Теночтитлана или Тлателолько, масеуалли имел право на пожизненное владение участком, где он построил свой дом, и на клочок земли, которую он обрабатывал. Его дети могли ходить в местную школу. Он и его семья, по традиции, принимали участие во всех церемониях своего района и города; а когда власти раздавали пищу и одежду, он имел свою долю. Если он был смел и умен, он мог подняться выше, стать богатым и пользоваться уважением. Он имел право голоса при выборе местных вождей, хотя в конечном счете их назначение зависело от императора.

Но пока он оставался простолюдином, и, если он не делал ничего, чтобы отличиться, в первые годы жизни в своем мирке ему надлежало выполнять тяжелые повинности. Для начала существовала воинская служба, хотя ни один мексиканец не считал ее бременем, а скорее честью и религиозным ритуалом. Далее масеуалли попадал в списки городских чиновников, и в любое время его могли призвать на общественные работы: уборку, ремонт, строительство дорог, мостов и храмов. Если во дворце нуждались в воде или дровах для очагов, немедленно посылали рабочую команду из масеуальтин. Более того, от масеуалли требовалось платить налоги, которые в каждом районе собирал его глава и совет старейшин, а чиновники надзирали за их уплатой.

И все же надо признать, что по сравнению с масеуальтин подвластных городов или – что еще заметнее – сельской местности масеуалли любого из трех объединенных городов: Мехико, Тецкоко и Тлателолько, – возглавлявших империю, находился в привилегированном положении. Он платил налоги, но, с другой стороны, они в значительной степени компенсировались его долей при раздаче одежды и продовольствия (подобно подачкам в Древнем Риме), которая обеспечивалась податями с провинций. Он принадлежал к племени, занимавшему главенствующее положение, и извлекал выгоду из этого: платили те, кто жил в провинциях. Именно крестьянин с его неграмотной речью и простыми манерами был настоящим простолюдином. Именно его труд требовался всегда, именно его урожай всегда облагался налогом. На его плечах лежало все бремя социальной надстройки. И тем не менее это население из свободных людей в городах и сельской местности имело статус не без известной доли достоинства, каким бы скромным он ни был. Этот статус, более того, не препятствовал ни одному человеку подняться над общим уровнем, если его личная храбрость или везение позволяли ему сделать это. Никто не мог ни отнять у масеуалли землю, которую он обрабатывал, ни изгнать его из его кальпулли, разве что это было наказанием за преступления или серьезные проступки. За исключением природных бедствий или войны, он не подвергался риску голода или риску умереть вдали от своего привычного окружения, соседей и богов.