Отпускал ехидные шуточки. Перваки ведь были из одесских евреев, там же, в Одессе, родился глава семьи Ефим Львович. В Москву его родители перебрались, как только надвинулась угроза оккупации, в самом начале Великой Отечественной.

Все знали, как обращаются немцы с евреями на захваченных территориях, поэтому одесские Перваки решили рвануть под крылышко своей московской родни. И не прогадали. Но этот страх перед силой, болью, лобовыми столкновениями, житейскими невзгодами, видимо, был у Оси в крови. И он боролся с ним всю свою жизнь.

Драки для выросших на улице детей были неизбежны. Надо же самоутверждаться! Территорию делить! Зуев дрался чуть ли не каждый день, до крови, отчаянно. А Ося все никак не мог себя заставить сделать этот шаг. Туда, к хрипящему и выплевывающему изо рта вместе с кровью грязные ругательства Егору. Покалечить же могут!

Сидеть бы Осе в своей комнате над учебниками и не высовываться, но домашний чувствительный мальчик попал под влияние младшего Зуева и стал его тенью. У Егора в избытке была та самая сила духа, которой Осе катастрофически не хватало. А еще наглость, безграничная уверенность в себе, развязность дворового хулигана.

Даже отец, Ефим Львович Первак говорил, обращаясь к жене:

– Я восхищаюсь этим сорванцом, Клара. Отец ворюга, мать уборщица. Учится с двойки на тройку. Ростом не вышел в отличие от нашего долбо… – Первак быстро опомнился, – сына. Но как он подмял под себя весь двор, этот Зуев! А?! Да и школу, как говорят. Вот что в нем такого, в этом мальчишке?

– Он плохо кончит, Фима, – пожимала полными белыми плечами Клара Семеновна. – Тюрьма по Зуеву плачет. А вот наш Ося себя еще покажет.

Как же жестоко она ошиблась! Ося вспомнил об этом в зале суда. Когда сидел на скамье обвиняемых, холодея от страха, и понимал, что нечем крыть. Виновен! Оказывается, в тюрьму может привести не только нежелание собирать металлолом с макулатурой и битье стекол в учительской, а и отличные оценки и прекрасная характеристика, полученная вместе с аттестатом зрелости.

Но все это было потом…

А в тот весенний солнечный день на глазах у Зои Егор обозвал своего соседа по лестничной клетке и верного оруженосца трусом.

– Почему не вписался? – Зуев сжал кулаки. – Стоял в стороне и смотрел, как меня метелят. Гад ты после этого, Оська!

– Их было много, – промямлил он.

– Тьфу. – Егор сплюнул и потрогал языком левый нижний резец. Вроде не шатается.

И вдруг без предупреждения, почти без замаха, тычком, внезапно и очень больно ткнул Осю кулаком под ребра. Первак охнул и согнулся.

– Бабушка! – отчаянно закричала Зоя.

Ося тут же распрямился и сказал себе: дыши! Вот не надо этого ему! Зоиной жалости! А Зуев ждал. Ну же! Ответь! В Егоре кипела злость. И как заставить эту дубину сражаться за место под солнцем?!

Тогда Первак так и не ответил. Не ударил. Не смог. Они с Егором вскоре помирились. И когда в присутствии Зуева на школьной перемене кто-то громко назвал Осю Первака трусом, на голос обернулся Егор.

– Кто это сказал?! – прогремел на всю рекреацию его вопрос.

Тощий маленький Егор обладал трубным голосом. Вот и сейчас раздался горн, того гляди и барабаны грянут: в атаку!

И пацаны с девчонками молчали. Связываться с Зуевым никто не хотел. А он всем ясно дал понять, что ругать и бить Осю только его привилегия, Егора Зуева. Тем самым признав Первака своим другом. Да, трус, да, плакса. Но Ося свой. Сосед по лестничной клетке. Их с Егором комнаты отделяет только стенка. И папа у Оси врач. Прораб Зуев соседа-доктора безгранично уважал. Говорил с завистливым вздохом:

– Образованный, мать его.

Кто зашивал Егору рассеченную бровь? А вывих на ноге вправлял? Мазал какой-то вонючей дрянью ссадины и шишки? Зато проходило быстро. Зуев знал, что Ося должен пойти по стопам отца и тоже стать врачом. А жизнь только начинается, и времена наступают дикие. Хороший врач, тем более хирург, Егору очень скоро понадобится.

Девяностые их зацепили. Егор и Ося уже не были детьми, и Зуев с его неуемным характером успел слегка побыть бандитом. Будь Егор постарше, обязательно бы сел. Или убили. Но обошлось. А Ося…

Когда между ними встала Зоя, детство кончилось. Первак надеялся, что уж хоть в этом он Егору не уступит. Они с Зоей совсем не пара. Егор не то что в балете не разбирается, а вообще в искусстве. Плевать ему на все это «Лебединое озеро» с высокой колокольни. Зуева только одно интересует: деньги.

А вот Зоя – эфирное создание. Хрупкая, нежная, чуждая всему, что составляет жизнь Егора. Она краснеет, даже когда Ося берет ее за руку. А Зуев невинности лишился раньше всех в классе. Подробности передавались шепотом, со смешками. Мол, завалил приемщицу стеклотары, мать-одиночку, у нее же в подсобке. А другие говорили, что баба сама его в постель затащила. Это же Зуев!

Какая грязь! Осе даже смотреть было противно на эту приемщицу – специально ходил, тщательно вымыв бутылки из-под кефира. А потом захотелось почистить зубы и рот прополоскать. Нет, не может такого быть, чтобы чистая, как свежевыпавший снег, Зоя разрешила Егору Зуеву до себя дотронуться. Про него такое говорят…

Разрешила. Но Ося и это любимой девушке простил. И, набравшись смелости, сделал предложение. Диплом лежал в кармане, с работой обещал помочь отец. В их просторной сталинской двушке места хватит, Зоя может полностью погрузиться в балет, Осина мама домашнее хозяйство возьмет на себя, ей это в радость.

– Надо спросить у Егора, – сказала Зоя.

Это прозвучало как удар грома. Ну почему их с Зоей судьбу должен решать Егор Зуев?! Да кто он такой?!

Ося все еще надеялся, что у Зуева есть на примете другая женщина. Он напропалую крутил романы с топ-моделями. Как и многих мужчин маленького роста, Зуева тянуло к «башенным кранам», даром что в пупок дышал почти двухметровым звездам подиума. Вот и женился бы на одной из них.

Но предложение Первака Егора словно подхлестнуло. Он сделал ответный ход.

И когда Ося снова проиграл, то решил бежать. От торжествующего Егора, от Зои, все-таки ставшей его женой, из города, который давил и где все помешались на деньгах. Из этого общества потребления, которое стало для Оси невыносимо.

Его любимым писателем был Джек Лондон, а книга «Морской волк». Потом Первак обозвал себя дураком. Романтики захотелось! Ося ассоциировал себя, естественно, с Хэмфри Ван-Вейденом, а Егора, разумеется, с Волком Ларсеном. И в этом противостоянии Волк проиграл. Хэмфри получил и необходимую закалку, и любимую женщину – Мод. Научился противостоять судьбе и своему обидчику. Книга Осю захватила, он то и дело примерял на себя понравившийся