— У кенгуру два? — в вопросе Вольфганга звучала ревность.

— Два. Наверное, второй — про запас, если он случайно один отдавит во время прыжка. Понимаешь, Беба останется девственницей, пока не найдет человека-кенгуру. Человек-поэт или человек-художник, — вздохнул Гиги, — не имеют у нее шансов.

*— Я девственница. — Беба передвинула оплетенную красным кружевным абажуром лампочку на середину столика. Оркестр кабаре играл медленное танго. За соседними столиками, освещенными тусклыми лампочками, сидели мужчины, нежно глядя на других мужчин, обнаруживавшихся во взглядах женщин. С черного потолка, застланного клубами дыма, свисали металлические ленты серпантина и шарики с пожеланиями: «Счастливого Нового года». — Я девственница * от момента своего зачатия и рождения. Я выражаюсь несколько философски, не правда ли? Но вы немец, вы меня поймете, — она вынула из сумочки ветхий, покрытый печатями документ. — Написано по-латыни, потому что это медицинская справка. — Она протянула Вольфгангу пожелтевший листок. — Врач написал, что я девственница, хотя не имею девственной плевы. Такой случай бывает один на пять миллионов.

— Вы не случаетесь никогда, — избыток чувств к Бебе заблокировал правильные грамматические рефлексы Вольфганга. — Простите, я хотел сказать — вы исключительны, вы более единственны, чем на пять миллионов.

Пьяной Бебе казалось, что кривоватые слова дрожащего от волнения студента гармонируют с расплывающимися вокруг пустой рюмки силуэтами.

— Такой уж я родилась, — она утвердительно икнула. — Когда я была еще меньше, — Беба показала что-то размера фасолины, — когда я была эмбрионом, то сосала палец. Доктор показывал мне фотографии зародышей, они все сосут палец — ради удовольствия и чтобы приготовиться сосать молоко. Но мне, потому что у меня два клитора… то есть — clitoris, и избыток гормонов, больше нравилось совать палец между ног. Эротически возбудимый эмбрион встречается раз на пять миллионов. — Беба нервно подтянула шелковые перчатки.

— У вас всегда было невероятно развито либидо. Прошу вас, не думайте о себе в категориях эмбриона, гормонов. Это нехорошо, вы нечто большее — артистка, вы родились с либидо.

— Как же мне не думать о себе плохо? — голубые слезы туши струились по ее напудренному лицу. — Как же мне забыть о себе? Ведь не думать о ком-нибудь плохо — значит вообще о нем не думать.

*Наиболее сохранившийся скелет девственницы можно увидеть в парижском музее Средневековья — Cluny. Девственный скелетик подвешен в круглом зале под самым потолком, напротив двух с половиной метрового рога единорога. В том, что высохшие кости принадлежат девушке, умершей в невинности, легко убедиться, заглянув скелету в хорошо сохранившееся лонное сочленение. Оно закрыто окостеневшей, слегка перфорированной девственной плевой. Этот уникальный экспонат — девственная плева — датируется второй половиной четырнадцатого века. Согласно легенде, скелет девственницы принадлежал девушке, изображенной на развешанных в том же зале ценных гобеленах под названием «Дама с единорогом»*.

*Единорогу в Музее Cluny посвящен один из больших залов. Откуда такая привилегия? Единорог — вымирающий вид парнокопытных, с одним рогом и глазами с поволокой, напоминающий белоснежного оленя — в средневековье ценился необыкновенно высоко. Трубадуры слагали песни о прекрасных глазах единорога, его мудрости, кротости и чистом сердце. Врачи нуждались в его роге. Стертый в порошок, он был необходимым веществом при производстве пилюль от гангрены, бешенства, эпилепсии и горячки. Одно только погружение рога в воду придавало ей чудодейственные целебные свойства. Сила единорога была столь велика, что средневековые охотники вынуждены были прибегать к коварству, чтобы поймать его. Уловка была одна и всегда удавалась: в лесу для приманки оставляли девушку с невинным сердцем и поведением, ибо единорог безбоязненно подходил лишь к девственнице. Он позволял ей себя приласкать, а потом засыпал, положив голову на девственное лоно. На усыпленного единорога нападали охотники. Их должно было быть по меньшей мере десять, так как сила зверя, даже опутанного сетью, была огромна. Опасность грозила и девушке, если она не была невинна — зверь чувствовал обман и разрывал ее рогом.

Единорог стал символом Христа, сходящего на Землю и обретающего Деву, достойную Его божественной сути. Подкарауливающие его охотники — это грешное человечество, предающее Спасителя на муки.

Гобелены размером 3,5х4,5 метра каждый, именуемые «Дама с единорогом», были вытканы по заказу лионского дворянина Жана ле Висте. Он преподнес их своей жене в качестве свадебного подарка.

Первый гобелен изображает даму, играющую на органе, и слушающего музыку единорога. Эта сцена символически представляет чувство слуха. На втором гобелене дама показывает единорогу его отражение в зеркале — это сцена, символизирующая чувство зрения. Чувство вкуса представляет гобелен, на котором дама кормит сластями сидящего на ее руке попугая. Единорог и лев держат знамя, украшенное тремя полумесяцами — гербом Жана ле Висте. На следующем гобелене дама, служанка, единорог и лев забавляются цветами — аллегория обоняния. Чувство осязания представлено очаровательной сценой: шествием влюбленного в даму единорога. Дама управляет зверем, нежно держа его за рог. Последний, шестой, гобелен также содержит символ: дама выходит из голубого шатра и достает из поднесенной служанкой шкатулки сверкающее ожерелье. Взирающий на свою госпожу единорог держит стяг, на котором вышит девиз: «По моему желанию». Эта сцена интерпретируется в духе средневековых трактатов как аллегория свободной воли, способной подчинить себе желания, возбуждаемые пятью чувствами.

Для жаждущих иных доказательств существования единорога, кроме шести этих прекрасных гобеленов, на стене вывешен рог животного, прежде хранившийся в сокровищнице королевской базилики Сен-Дени. Рог весьма впечатляет, но, к сожалению, сделан из воска. Возможно, он является восковой копией настоящего рога, из которого изготовлялись микстуры и вырезались кубки — как, например, кубок из описи, произведенной в пятнадцатом веке в сокровищнице герцога Бургундского. В описи значится: «Кубок из рога единорога, инкрустирован золотом, количество — один». И этот кубок был выдумкой? Он действительно существует, сделан из клыка дельфина. В Средиземном море, у северного побережья Африки*, и в теплых морях Азии живет дельфин, называемый Nerval monoceros. Его клык, достигающий иногда размера двух-трех метров и напоминающий рог, служил для создания драгоценных сосудов и медикаментов. Неужели единорог был плодом фантазии? Сейчас так много говорится об охране животных, защите вымирающих видов. Запрещена охота на панд, китов, белых тигров. Почему бы не охранять и вымирающие создания человеческой фантазии: грифонов, сфинксов, сирен, вурдалаков, единорогов. Для их выживания нужно так немного: наша вера в то, что они были. Так спасем же единорогов.

*В африканском ресторане на севере Парижа — несколько маленьких столиков и бесконечное количество приставляемых к ним стульев. Чернокожий хозяин заведения, нервно поправляющий зеркальные очки, сползающие со вспотевшего носа, напоминает сержанта наемников, руководящего акцией десанта: ежеминутно отвечает на телефонные звонки, спокойно обозревая переполненный зальчик размером с небольшую прихожую: «У нас еще есть места, приезжайте».