– Вчера на ужине вы напоминали Проэмперадора Севера, – Хеллинген невесело усмехнулся. – До последнего тоста.

– Да, Лионель сказал бы иначе. Он, как я понял, вам не по душе?

– Напротив. Сносному военному, а я себя считаю таковым, Лионель Савиньяк не может не нравиться. В Кадане и Гаунау маршал делал то, что не сделает никто, кроме него, а я – то, что оставалось, в результате вышло неплохо. Некоторые мысли после возвращения нам высказывать запрещалось, но армия уверена: Ноймаринен, вовремя не сменив фок Варзов на вашего брата, ошибся… Смотрите, очередное сообщение от наших, гм, союзников.

– Вот только их не хватало! – хмыкнул Эмиль, поднимая трубу. Хеллинген не ошибся, несколько дриксов в сопровождении «фульгатов» явно направлялись к ставке, но, завидев маршальскую кавалькаду, повернули коней. – Знакомая физиономия, вчера у нас был.

Был. С соболезнованиями Бруно, за которые хотелось дать по роже, хотя привезший их офицер и сам казался подавленным. Чего доброго, опять примется напоминать о том, чего и так не забыть.

– Капитан фок Гархольт, – Хеллинген тоже разглядывал вестника, – второй в списке офицеров связи. Видимо, герцог Алва своего дриксенского спутника оставил при себе.

– Вернее, Бруно что-то нужно не от Алвы, а от меня. – А Рокэ этого, наоборот, не нужно, так что старый бык обойдется! – Хеллинген, окажите-ка мне ту же услугу, что и Лионелю.

– Буду рад. Что именно я должен сделать?

– То, что можно сделать без меня. – Эмиль не выдержал, подмигнул. – Узнайте, чего хочет фельдмаршал, а я занят: совещаюсь, мыслю… обедаю, в конце концов!

– Последний довод Бруно, вне всякого сомнения, понял бы, – согласился начальник штаба и неторопливо порысил навстречу новостям. Чего бы Бруно ни хотел, решать с ним Алве, а вот фок Гетца унимать предстоит здесь и самим, причем очень скоро.

1 год К.В. 1-й день Зимних Скал

В своем рвении артиллеристы Зальмера не уступали лучшим комендорам Западного флота и самой «Ноордкроне». Никого из снующих возле пушек парней нельзя было упрекнуть ни в лености, ни в отсутствии старания, не говоря уж об, упаси Торстен, трусости, а бояться можно было уже начинать: прикрывавшие батарею «синие» мушкетеры потихоньку пятились под натиском двух ломившихся вверх эйнрехтских батальонов.

– А вот и фок Ило проснулся, – Алва небрежно указал трубой на ближайшую гряду, белые склоны которой теперь напоминали разворошенный муравейник. – Позже, чем следовало, но раньше, чем нужно нам.

– Нужно? – удивился Руппи, быстро переведя окуляр так, чтобы муравьиная суета стала человеческой.

– Нужно, – подтвердил Алва и замолчал, не мешая «наследнику» любоваться на конные упряжки, выкатываемые на склон орудия и машущих руками офицеров. У Зальмера каких-то полчаса назад творилось то же самое.

– Еще минут десять, от силы – пятнадцать, – Фельсенбург попробовал улыбнуться, – и они нас поприветствуют.

– Наш полковник, кажется, пришел к такому же выводу. – Кэналлиец умудрялся еще и по сторонам глядеть. – Надеюсь, он удержится от пошлостей вроде «смотрите, по нам сейчас будут стрелять». Не люблю разочаровываться.

Зальмер уже был рядом. Напуганным он не казался, скорее озабоченным.

– Господин командующий, – артиллерист спокойно отдал честь, – меня беспокоит угроза атаки на батарею. Наша пехота вся уже в бою, резерва нет. Прошу меня простить, но я опасаюсь, что китовники атакуют ближний к ним фланг кавалерией.

– Я бы на месте фок Ило это сделал уже давно. – Успокаивать господин командующий умел просто замечательно! – Гляньте-ка лучше на этих красавцев. Руперт, тебе это вряд ли понравится, но интересно будет.

Понравиться такое никому не могло! Столичные гвардейцы, все четыре полка, двинулись вперед, чтобы поддержать захлебывающуюся атаку на позиции Бруно. Если они вот так с ходу, сплоченно, всей массой, ударят на узком участке, центра будет не удержать.

– Прекратите этот парад, – резко бросил Ворон враз подобравшемуся артиллеристу. – Нацелить на них все орудия! Если дойдут без потерь и ударят – мы все тут напрасно надрывались, а это обидно.

Полковник взмахнул рукой, не донеся её до шляпы, и рысью умчался к подчиненным. Не прошло и пары минут, и орудия плюнули огнем. За грохотом близких выстрелов Руппи едва не проглядел взметнувшийся чуть в стороне фонтан снега и каменного крошева. Китовники свою батарею таки устроили, остается понять, как у гадов с меткостью. Давить вражеские пушки – это не по плотным колоннам пехоты лупить. Пара ударов сердца – и вот вам второй презент, упавший, правда, еще дальше.

– Пристреливаются, и пусть их, – Алва не отрывал взгляда от атакующей линию Бруно пехоты. – Не могу не отдать должное нашей артиллерии: эйнрехтским гвардейцам сейчас достается полной мерой. Второй раз пить с Бруно шадди я не намерен, так что наградами для отличившихся займешься ты, и мой тебе совет – никогда не жалей орденов артиллеристам.

– Да! – пообещал Руппи не столько Алве, сколько словно вышедшему из порохового дыма Зеппу. – Монсеньор, у меня оценить результаты нашей стрельбы не получается. Зальмер остановит атаку?

– Нет, но начинать с чего-то надо. – Ворон перевел трубу куда-то влево, где сейчас не происходило вообще ничего. – Сходи проверь наши подпруги. Пора избавлять полковника хотя бы от части его опасений.

Гетц в дураках сроду не числился, а, получив от алатов по носу, убедился в том, что и противник – не покойный Фридрих, и фок Ило – не Ворон. Если предводитель «уларов» после неудачных совместных действий раздумает слушать столичную цацу, в ход пойдет горная основательность. Что до самой цацы, то ее требования к горникам напрямую зависят от требований Рокэ к Бруно… Теперь Эмилю самому было любопытно, что привез посланец фельдмаршала, но появляться было как-то несолидно. Ладно, Хеллинген расскажет. Командующий напоследок оглядел затянутые дымом и посему сразу поскучневшие просторы и до неприличия аккуратно сложил трубу. Он кончал застегивать пряжки на сумке, когда позади знакомо треснуло.

Выстрел за фурами! И тут же еще и еще, вперемешку с криками и таким узнаваемым лязгом. Руки опережают разум, левая дергает повод, правая лезет за пистолетом, но все уже заканчивается. Шагах в тридцати кого-то добивают гвардейцы конвоя и «фульгаты», из толчеи выскакивает кобыла Хеллингена с пустым седлом, на миг застывает и шарахается в сторону, позволяя разглядеть привалившегося к борту повозки дрикса-связного. Капитан Гархольт зажимает развороченный бок, а кровь толчками хлещет меж пальцев перчатки на грязный, истоптанный снег.

– Вот он, сволочь! – перекрывает общий гам гулкий бас, переходя в выстрел. По ушам будто со всей силы бьет ладонями, ближайший тент выгибается парусом под штормовым ветром. И лопается, разлетаясь клочьями. В небо, разбрасывая дымные кометы, рвется огненный сноп, невидимый кулак, тяжелый и жаркий, толкает сразу в лицо и в грудь, но рука не выпускает поводьев, а ноги не теряют стремян. Шатнувшегося коня удается удержать и вроде бы успокоить, он храпит, но слушается. Целы! Оба целы, а в фуре были заряды… Какой-то болван пальнул из пистолета в подыхающего мерзавца и чуть не угробил командующего. Перестарался, бывает!