— Какая ж, однако, романтичная особа был Прохор Иванович, — заметила я, немного почитав сие любовное произведение.

— Великой души человек, — подтвердил Савва Юльевич.

— А он точно был статским советником? — усомнилась все же я.

И в ответ была облита холодным презрением оранжевого глаза. Неладно все-таки что-то с этим Прохором Иванычем! Саквояж при его должности — как-то несолидно. Ладно б доктор какой! Книги легкомысленного содержания… Поход в Сандуны… Тут одно из двух: либо брехло был редкостное бывший хозяин, либо — что более вероятно — брехал сам «чумодан». Я покосилась на него. Облезлая сумка, делая вид, что в упор меня не видит, тянул во всю глотку песню про ямщика.

В общем, вскорости оказалось, что проблема скуки — не самый неприятный момент в моем путешествии. Настоятельно захотелось в туалет. И что прикажете делать? Караван до ночи точно останавливаться не собирался. Коневрусы лихо поскакивали по бокам. И я лично видела одного из них, что-то жующего на ходу. Орать кого-нибудь, чтоб остановились? Мысль об этом вызывала во мне стойкую ассоциацию с фразой: «Остановите Землю, я сойду». Представить, что весь этот поток остановится, ожидая, пока я смотаюсь в кустики… Бред! Я с надеждой покосилась на саквояж.

— Савва Юльевич, миленький, нет ли у тебя, часом, какого-нибудь ночного горшка?

В ответ мне была только презрительная гримаса. Мстительный ширпотреб, похоже, не простил мне сомнений в столь высокой должности его бывшего владельца. И только когда организм напрочь отказался терпеть далее, я вылезла из клетки, Держась за наружную стенку, свесилась с реликтового животного и, прикрывшись шкурой, успокоила-таки природу-мать. Савва Юльевич, покосившись на меня, презрительно бросил:

— Берегите родину — отдыхайте за границей.

Я ж, показав ему язык, уселась дальше читать произведение Лафонтена.

В общем, так уж получилось, что вниз я практически не слезала. Караван останавливался, только когда темнело, и трогался в путь, едва становилось хоть что-то видно. Поскольку и мамонты, и коневрусы спали стоя, то и лагерь на ночь не разбивался. Меня спускали вниз только до и после окончания перехода, чтобы я могла хоть чуть-чуть размять ноги. Но поскольку ночью темень стояла несусветная, а по утрам мы торопились, то больше пятнадцати минут на променад мне не выделялось. Вот и получилось, что в своей кибитке я сидела практически безвылазно. За это время я перечитала все книги и газеты, которые нашлись в саквояже. Единственное, что скрашивало досуг, — выявленная страстишка Саввы Юльича. Он оказался завзятым картежником (не иначе «статский советник» расстарался). И мы целыми днями резались в дурака. Картинка была еще та! Поскольку рук у кожгалантереи не было, пришлось к этому делу привлечь Птаха. Так вот, в одной голове тот держал карты, а другой выдергивал ту, в которую саквояж глазом тыкал. И все равно эти два деятеля умудрялись мухлевать!

И вот настал день, когда горы предстали перед нами во всей красе! Издалека ничего необычного в них не было. Только когда мы дошли до определенной точки X, стало понятно, что горы не так просты! Больше всего они были похожи на гигантскую каменную стену с высеченными ликами богов. На всю высоту! Скорее — это были лики богов, высеченные богами. Ни одному биологическому существу такое не под силу. Лица выглядели как живые. Это было не какое-то грубое схематичное изображение. Нет! Полная анатомическая точность. Каждая складочка, каждая морщинка, каждый волосок были четко высечены неизвестным скульптором. Притом обыкновенный серый гранит в районе щек и губ приобретал явный розоватый оттенок. Но больше всего поражали глаза! С такого расстояния не было понятно, из чего они могли бы быть изготовлены, но создавалось полное ощущение, что они настоящие. Горящие неземным огнем, но такие живые глаза.

Даже бесчувственного саквояжа проняло. Он отложил карты, забросил песнопения и вместе со мной молча наблюдал приближение этого чуда. Но по мере того, как расстояние сокращалось, волшебство постепенно таяло. Вблизи человеческий глаз уже не мог охватить всю картину целиком, да и горящие очи скрылись за низкими снеговыми тучами.

Подул холодный ветер, и пришел черед одежды, сшитой умелыми руками Светлоглазы. С каждым шагом ветер все больше и больше усиливался. Казалось, что он вырывается из ртов каменных богов с одной целью — не подпустить нас ближе. Коневрусы, посовещавшись, перестроили мамонтов в колонну по три, а сами встали за ней. Смысл этого стал понятен буквально через несколько сот метров. Ледяной ветер дул с такой силой, что более легкие парнокопытные на ногах бы точно не удержались. И только тяжелые мамонты, как танки, упорно перли вперед, являясь своеобразным заслоном для коневрусов. Дальше смотреть сил не было, и я кинулась закрывать тяжелые шторки.

Ветер вырывал их из моих пальцев и полоскал, как легкие кисейные занавески. С горем пополам я закрепила их при помощи ремешков на перекладинах. Стало хоть немного легче. Ухо смогло уловить жуткий вой. Вот уж не думала, что ветер может издавать такие звуки! Холод пробирал до костей. Птах уже давно сориентировался и перекинулся в часы. Саквояж казался обыкновенным неживым предметом. Похоже, что кожа у него просто задубела. Я обложилась тюфяками — стало значительно лучше — и притихла, молясь только об одном: чтобы крепления у моей клетки выдержали.

Выдержали! Не знаю, сколько прошло времени, но постепенно жуткий вой стал утихать. Послышались человеческие голоса, и я рискнула выглянуть наружу. Полог не гнулся, и я с трудом приоткрыла щелку. Твою ж мать! И мамонты, и коневрусы были больше похоже на обледенелые сугробы. Как они при этом умудрялись двигаться, непонятно. Но самое главное — это то, что мы достигли гор и сейчас стояли у самого подножия. Стало значительно теплее. Перестроившись опять в колонну по одному, караван ступил на узкую горную тропку. Непонятно, каким образом такое большое животное, как мамонт, могло на ней устоять! Все же мы, хоть и медленно, но продолжали двигаться вперед.

Привал в этот раз устроили до наступления темноты. Видимо, просто опасались, что такого удачного места может больше не подвернуться. Мы стояли на просто огромном горном уступе у самого входа в пещеру. С горем пополам я протиснулась наружу, так как меховой полог до сих пор плохо гнулся, и услужливый хобот спустил меня вниз. Коневрусы таскали в пещеру охапки дров, которые, видимо, были припасены как раз для такого случая. Мамонты получили пайку сена и сейчас меланхолично двигали челюстями, засовывая в рот за раз по огромной охапке. Да на одном таком укусе какой-нибудь колхоз «Красный лапоть» мог смело перезимовать со всем своим животноводческим комплексом! Благо хоть по дороге до гор животинки находились на подножном корме, а то ведь с таким аппетитом их фиг прокормишь! Насмотревшись вволю на пиршество вымершего рода млекопитающих из семейства слоновых, я зашла в пещеру. На удивление, никаких особых чудес в ней не было. Десяток высеченных из камня идолов да огромное, огороженное камнями кострище посередине. Судя по закопченному потолку, не нам одним посчастливилось добраться досюда живыми-здоровыми.

Коневрусы поднесли приношения богам, поблагодарили их за помощь в пути и испросили разрешения переночевать здесь. Как уж они поняли, дали боги согласие или нет, сказать не берусь. Но вскоре яркий жаркий огонь весело потрескивал, разбрасывая кругом звездочки искр. От коневрусов повалил пар. Я, сбегав за саквояжем, обеспечила всех горячей едой и питьем. Савва Юльевич, чувствуя себя центром внимания, спешил поделиться своими впечатлениями о прошедшем дне: