упоминали его имя и говорили о каком-то жертвоприношении. Еще постоянно говорили про какой-то наждак. Где-то на пятый день, когда я спал во время их прихода с сухарями, они разговорились про какого-то учителя. Тогда я услышал впервые упоминание о нем. «Они вряд ли подойдут для жертвоприношения», сказал как-то этот уродец, Упырь. «Учитель не примет их», все твердил он.

Подводя итоги, друзья мои, я могу вам сказать следующее. Во-первых, вся эта свара разбойников связалась с каким-то учителем, который их чему-то там научил, что они теперь отвергли современного бога и поклонились старым. Точнее, одному старому, но это надо уточнить. И теперь ищут жертв для какого-то обряда. Ясно одно, что для жертвоприношения они ищут какого-то определенного человека, который должен еще и подходить под это дело. Не думаю, что этот обряд будет приятным.

- Нас убьют? – спросил Мирон, который широко в испуге открыл глаза.

- Надеюсь, до этого не дойдет. Но ко всему нужно быть готовым. Возможно, уже завтра одного из нас поведут на какой-нибудь кровопролитный стол и вырежут сердце для учителя. Я могу только догадываться.

А теперь скажу про второе. Как я вам поведал, моя кровь как бы ядовита, творит волшебство. Таким образом, я поручаю всем нам как можно быстрее придумать план, как отравить этих преступников. Если сейчас близится вечер, как вы утверждаете, у нас есть вечер и ночь на раздумье. Вопросы есть?

Но никто не задался вопросами, лишь раздумья посеялись в новоявленных гостях пещеры разбойников. Кровавое жертвоприношение? Слуги Гунтогрога? Все это хладило душу и нагнетало еще больше страха.

- Вижу, вопросов у вас нет, - смотря на озадаченных пленников, сказал Амитас, - Думаю, нам нужно тщательно обдумать план побега. Надеяться на удачу – гиблое дело.

- Почему у нас есть вечер и ночь? – спросил Клясень, до этого внимательно все слушавший, - Разве они не могут забрать нас прямо сейчас?

- Когда они толковали про отряд жертвоприношения, мне запомнилось, что он должен быть утром. Якобы они должны пролить кровь жертвы на рассвете.

- Пролить кровь жертвы? – в очередной раз заволновался Мирон, - Все-таки нас зарежут?!

- Не переживай раньше времени, дружище, - начал успокаивать того Амитас, - Возможно, просто сделают надрез на руке, будем на это надеяться. А если не повезет, вырежут все внутренности. Но это маловероятно, - поспешил заверить охнувшего от таких предположений Мирона, - Не думаю, что обряд такой жестокий.

- Если они прольют твою кровь, мы сможем как-то ее использовать в наших целях, так?

- Было бы прекрасно, если бы они немного взяли у меня крови из надреза на пальце, и этот самый учитель заставил их попробовать ее на вкус. Хотя бы на вкус, но лучше вообще выпить… немного, не по кружке, а то у меня на всех крови не хватит. Но что если все пойдет не так? Во-первых, наверняка первым пойдешь ты, друг, - он обратился к Мирону, отчего тот икнул в испуге, - Во-вторых, черти плешивые знают, как будет проходить отряд. Кто знает, что там замышляет их учитель. Может, он нам головы отрежет? А, может пальцы? С Гунтогрогом дело не имел и им не увлекался. Предлагаю пока обдумать все в голове этой ночью. Вдруг во сне к нам придет озарение. Кстати, осмотрите вашего больного, он уже порядочно валяется без сознания.

Глава 17. Допрос

Звук приближающихся шагов прервал этот уже почти закончившийся разговор пленников. Вскоре показался Упырь, на этот раз один. Он держал в руке маленькую котомку. Нервный вид его говорил о неприятном разбирательстве несчастного случая его напарника. Он раскрыл котомку и резким движением выбросил оттуда горстку сухарей пленным, словно собакам. Часть сухарей даже не долетела до клетки, а часть отскочила от ее прутьев. До изголодавшихся заключенных попало от силы сорок сухарей, хотя и немалых в объеме – с луковицу в размере.

- Где это чертово письмо? – злобно спросил он, но тут же увидел его и подобрал, - Завтра придется устроить вам допрос, новички, - он обратился к Мирону с Клясенем, - Будете отвечать за ваши выходки, ублюдки.

Затем он также стремительно ушел, как и пришел, еще пару раз крепко выругавшись вслух. Амитас тем временем уже собрал доступные длине руке сухари и мигом запихнул в рот.

- Их тут сорок два, я посчитал, - пережевывая сухари, проговорил он, - Вы уж меня простите, но я из вас самый голодный, поэтому ем все сразу, - Вот тебе десять, десять тебе, - он отсыпал Клясеню и Мирону по очереди, - И еще десять вашему захворавшему другу.

- А этот, - поинтересовался Мирон, указывая на Клуму, - Этому ты не даешь?

- Ну как же не даю, - спокойно возразил Амитас, - Нам по десять, ему два, - он швырнул два сухаря в сторону Клумы, - Только этот несчастный уже дня два ничего не ест.

И действительно, Клума даже не посмотрел в сторону появившейся для него еды. Казалось, его отстраненность достигла пика. Безнадежность полностью захватила дух этого человека. Пустые глаза стали еще опустошеннее.

Но еще безнадежнее выглядел бессознательный Луд. По совету Амитаса, новобранцы отряда Луда осмотрели своего наставника. Расстегнув рубаху, они не без расстройства обнаружили, что отвратительное пятно от укуса уже заполнило половину спины. Немного приободрил всех Мирон, вспомнив, что это состояние, вызванное ядом насекомого, замедляет жизненные протекания в теле, и поэтому больной может находиться в такой дремоте длительное время, обходясь без еды и воды.

Когда пленные закончили свои скудные перекусы, все решили лечь спать. Правда, ограничения их положения позволяли ложиться только на землю, которая еще не успела высохнуть от дождевой воды, пришедшей вместе с одеждой путников.

Невзгоды, обрушившиеся на путников этим днем вместе с хлынувшим ливнем, изрядно потрепали их нервишки. Все это вместе с накопившейся усталостью позволило легко им уснуть. Уснули быстро и Амитас с Клумой, для которых в их искаженных сутках наступил поздний вечер. Слова Упыря о предстоящем завтрашнем допросе позволили сделать вывод, что обряд жертвоприношения не состоится по меньшей мере еще один день. Это убавило тревожности в душах пленников.

На следующее утро, а предполагалось, что уже наступило утро, все пленники проснулись почти одновременно. Почти сразу после пробуждения опять зашел Упырь, на этот раз довольно веселый, но с опухшим лицом. Напился ночью, подумали пленные. Он опять закинул заключенным три дюжины