Ангелов Ада шестидесятых мало интересует, откудаони взялись, и на духовных предков им практически наплевать. «Таких ребят днемс огнем теперь не сыщешь», – сказал мне Баргер. Но кто-то все-такиоставался, хотя в 1965-м вычислить последних из могикан было совсем не просто.Одни уже умерли, другие сидели в тюрьме, а те, кто остепенились и сталицивильными, старались держаться в тени и не засвечиваться, известность им былане нужна. Среди тех, кого мне удалось обнаружить, был Притэм Бобо. Я нашел егов субботу днем в Сосалито Яхт-Харбор, через залив от Сан-Франциско. Он готовилсвой сорокафутовый шлюп к путешествию на Карибы, в один конец. Командапутешественников, по его словам, состояла из его шестнадцатилетнего сына, двухгодных для морского плавания Ангелов Ада и его английской подружки, потрясающейблондинки, растянувшейся на палубе в голубом бикини. Притэм – один из двухоставшихся в живых членов отделения Ангелов во Фриско. Другой, Фрэнк, покинулмир outlaws, семь лет оттрубив на посту президента сан-францисского отделения.Теперь он занимается серфингом где-то на юге Тихоокеанского побережья. Фрэнк –это своего рода Джордж Вашингтон Королевства Ангелов; его имя произносится сглубоким почтением не только во Фриско, но и в других отделениях. «Он был самымлучшим нашим президентом, – утверждают Ангелы. – Он держал нас всехвместе, мы были как один сжатый кулак, и он был по душе каждому из нас „. Фрэнкбыл классным мотоциклистом, и сам придумал множество стилевых фишек для имиджаАнгелов – от золотой серьги в ухе и выкрашенной в пурпурный цвет бороды докольца в носу, которое он носил лишь в том случае, когда его окружали„правильные“ люди. Во времена его президентства, с 1955-го по 1962-й, он былвполне уважаемым человеком у себя на работе, а работал он … кинооператором.Однако душа Фрэнка жаждала еще большей деятельности, и рамки обычной, хоть ипостоянной, работы были ему чрезвычайно тесны. И для этого у него были Ангелы –средство воплощения его юмора и фантазий, настоящий подарок для выплеска любойагрессивности и редкий шанс вырваться из мрака занудства обычного рабочего дня.В роли некоего голема-милитариста он так по крайней мере устраивал небольшуювстряску людям, до которых никаким другим способом не смог бы достучаться.Фрэнк был настолько законченным хипстером, что отправился в Голливуд и купилтам желто-голубой, полосатый бумажный свитер, в котором Ли Марвин красовался в«Дикаре“.

Фрэнк заносил его до дыр, и появлялся в этомжелто-голубом великолепии не только на пробегах и вечеринках. Когда ончувствовал, что преследования Ангелов полицейскими выходят за пределы нормы, томог появиться в своем голливудском свитере в офисе шефа полиции и требоватьсправедливости. Если такой демарш заканчивался безрезультатно, он отправлялся вАмериканский союз гражданских свобод – шаг, от которого Баргер из Оклендакатегорически открещивался из-за его «коммунистической» окраски. В отличие отБаргера, Фрэнк обладал извращенным чувством юмора и более обостренныминстинктом самосохранения. Семь лет от звонка до звонка он стоял во главенаикрупнейшей и самой дикой тусовки среди всех отделений Ангелов Ада – и ниразу не был арестован, и ни разу не вступил в конфликт с кем-нибудь из своегоклана. Даже сами Ангелы находили поставленный им рекорд по мудрости правленияпоразительным. Для того чтобы Притэму получить пост вице-президента, емупришлось в течение недели драться с семью Ангелами – троих он положил за однуночь. Он выбил из них всю дурь, и от них остались лишь какие-тоневразумительные ошметки. Но это было сольным выступлением Бобо; до того как вего жизнь вошли Ангелы Ада, он являлся одним из наиболее многообещающихбоксеров Сан-Франциско в среднем весе, и для него не составляло особого трудаопустить полдюжины доверчивых драчунов из пивняка. Позже, когда Бобо сталбольшим специалистом по каратэ, он благополучно устранил новое поколениервущихся в бой претендентов на его должность.

Ангелы считали его достойным берсерком. «Иметьпод рукой спеца по рукопашному бою всегда хорошо, – изрек один изних, – но среди своих он должен вести себя спокойно. Кое-кто иногда допиваетсядо чертиков и начинает просто бросаться на людей».

До своего ухода из Ангелов Бобо наводил пьяныйшухер в литературных барах побережья. Его коллеги не горели желанием выпиватьвместе с ним по вполне серьезной причине – пить с ним было и неудобно, инебезопасно. Однажды, войдя с перепоя в штопор, он в бешенстве нанескаратистский удар и сломал четырехдюймовой толщины мраморную скамейку во ДворцеПравосудия. Даже полиция обходила его стороной. Бобо вел занятия в школе каратэи обожал «смертельные поединки» – каратистскую версию контактных боксерскихматчей без ограничений – эры Джона Л. Салливана. Один из соперников необязательно должен был отдать концы, но драка могла продолжаться до тех пор,пока кто-нибудь из дерущихся не падал с ног, причем неважно почему… А еслипричиной этого была все-таки смерть, то оба бойца и тщательно подобранныезрители по заранее достигнутой договоренности считали ее случайной*. Ксожалению, Бобо принял экспромтом вызов на «смертельный поединок» от заезжегояпонца в тот самый вечер, когда к нему с компанией друзей пришла репортершасветской хроники Сан-Франциско. Журналисты выискивали возможность накататькакой-нибудь сенсационный материал. В итоге дело обернулось кровавым кошмаром,отчаянным визгом и паникой на галерке. Трупов не было, но шоу оказалось весьмажестоким, и вскоре после этого имя Притэма Бобо было убрано из спискалицензированных инструкторов по каратэ.

*До смертельного исхода дело доходит редко.Схватка обычно заканчивается, когда ставившие на каждого из бойцов решают, чтомотив для поединка исчерпан.

И только тогда, исчерпав все иные способыдеморализации общества, он серьезно занялся сочинительством. Несколькими годамиранее он завязал с байками «из-за позорного клейма». После долгого прозябания вкачестве мотоциклетного курьера он случайно натолкнулся на «Рубайат» ОмараХайяма и решил, что ему просто решительно необходимо опубликовать своисобственные мысли. Однако Бобо смог это сделать, лишь выполнив одно условие –он должен был пройтись по улицам мира как обычный человек, без всякихвыкрутасов. «Я чувствовал себя шлюхой, – рассказывал он, – но сказалредактору, что разыграю все по-цивильному. Черт, да у меня не было никакогожелания провести остаток жизни мальчиком на побегушках».