Только для одного человека этот Бал дебютанток оказался удачным. Он скомкал свой костюм официанта и выбросил в мусорное ведро, заодно прихватив одну из немногих бутылок шампанского, куда не подсыпал отравы.

16

Диана

Церкви, как и любые огромные пустые пространства, должны были ее пугать. И все же она всегда находила там покой. Возможно, потому, что ей там не было одиноко. Возможно, потому, что коллегам довериться трудно, а Бог – самый известный и доступный психолог в мире. «Не выходите из гостиницы. Отдохните. Подготовьтесь к завтрашним переговорам – это все, что от вас требуется», – приказал ей шеф.

Под каменными сводами было прохладно. Ей даже чем-то нравились эти ровные ряды неудобных деревянных скамей, скрипевших, когда на них садился очередной прихожанин, чтобы помолиться.

– Я не знаю, что делать, – прошептала она, сложив руки в молитве и не ожидая ответа.

За ее спиной отворилась входная дверь. Витражи заиграли в лучах света, сквозняк перелистнул страницы забытого молитвенника. Затем темнота снова окутала святое место, словно успокаивая. Вошедший мужчина креститься не стал. Он остановился поодаль, осмотрел неф и увидел Диану.

– Я просто не знаю, какова моя роль, понимаешь? Почему люди так поддерживают его? Да, его дело правое. По правде говоря, это самое достойное дело. Даже ты согласишься с ним, я уверена. Может, ты даже любишь его. Хотя да, ты ведь любишь всех. Но он убил. А убийства ты не одобряешь, правда?

В боковом проходе старушка зажгла свечу, монетка со звоном упала в ящик для пожертвований. Старушка исчезла между колоннами.

– Если ты существуешь, – тихо продолжала Диана, – то его маленькая дочка сейчас с тобой. Она прожила всего несколько секунд. Вряд ли в твоем царстве часто появляются такие чистые души. Если бы он затеял битву из-за дочери, мне было бы легче. Человек жаждет мести, убивает, я со спокойной совестью выполняю работу психолога, его арестовывают, суд выносит приговор. Но как работать по совести, когда человек, потерявший все, действует и жертвует собой ради других? Он чем-то похож на Христа, тебе не кажется?

Незнакомец, притаившийся в нескольких рядах от нее, переключил мобильник в беззвучный режим, чтобы его не заметили – Бог или, что вероятнее, Диана Мейер.

– Вот почему его боготворят. Люди ждали его прихода. Благодаря ему они могут выплеснуть свое нетерпение, страх и гнев.

Тут она вспомнила историю, городскую легенду.

– Ничего нового не расскажу, ты и так все знаешь. Я как-то дежурила в больнице, и один интерн уверял, будто иногда доза для общей анестезии рассчитывается неправильно и пациент во время операции оказывается в полубессознательном состоянии. Он чувствует все, боль от скальпеля или пилы, когда кость режут, но не может ни пошевелиться, ни закричать. Он может только терпеть. Разве не это мы испытываем каждый день? Человечество умирает и не может позвать на помощь. Еще печальнее то, что оно кричит, но никто его не слышит. Я считаю, что Виржиль Солал – это глас народа. И он действует во имя всех нас. А я уже говорила: не знаю, что мне делать и какова моя роль. Так что, если у тебя есть совет, я готова его выслушать.

Тонкая свеча, непрочно закрепленная на черной подставке, накренилась к тем, что еще не зажгли. Как знать, возможно, молитва старушки оказалась непосильной для нее ношей. Под собственной тяжестью свеча упала на соседнюю, и фитиль у той вспыхнул.

– Осторожнее, – улыбнулась Диана, поднимаясь на ноги, – а то я подумаю, что это знак.

Когда она вышла из церкви, незнакомец направился следом. Но через несколько сотен метров, когда она подошла к отелю, он заметил машину, из которой велось наблюдение, и резко развернулся.

Натан оказался прав: отель был непритязательным, но выглядел опрятно. Правда, он забыл упомянуть, что к номеру прилагается сопровождающий – полицейский, которого она уже встречала в коридорах «Бастиона». Тот прятался в машине, незаметный, как неоновая вывеска в ночи. Диана дважды постучала в окно.

– Я больше никуда не пойду, – сказала она своему телохранителю. – Можете отчитаться перед Модисом и отправляться домой.

Смутившись, что его разоблачили, полицейский залился краской. Или подумал о том, что чуть не провалил задание.

– Кажется, вы плохо знаете капитана. – Он широко раскрыл глаза, как если бы его вызвали к строгому школьному учителю. – Я лучше останусь здесь. Честно.

Действительно, Диана не очень хорошо знала напарника. Но ей показалось забавным, что он внушает такой трепет сотрудникам, ведь с ней он был на редкость любезен. Загадочный Натан Модис, подумала она.

Натан

Он сидел напротив дочери и не знал, что сказать. Час назад шеф напомнил, что его работа – переговоры, а за остальную часть расследования отвечают другие группы. Так что его отправили домой передохнуть.

Но дома, споткнувшись о школьный портфель Мелани, он заметил знакомые черно-белые контуры и красную полоску. Маска панды лежала между ними на столе в гостиной. И Натан не знал, что сказать дочери.

– Будешь ругаться?

– Еще и отшлепаю, – засмеялся он. – Ты прекрасно знаешь, что я никогда не ругаюсь.

– Я тебя расстроила?

Вопрос удивил его, потому что он сам собирался его задать.

– Лучше ты скажи, я тебя не расстроил, Мила?

– Это твоя работа, – ответила девушка без особого вдохновения.

– Раньше тебе моя работа нравилась.

– Пытаюсь представить, что бы сказала мама. Я знаю, что насилие ничего не решает, но вот серьезно, откуда оно взялось? Разве плохо убить человека, если от него живого будет больше вреда?

– В этом вся моральная проблема насилия. Можно ли пытать террориста, чтобы заставить признаться, кто его жертва, и избежать дальнейших смертей? Но вопрос в другом. Не знаю, как далеко зайдет «Гринвар», но всех, кого они казнят, заменят такими же. Две жертвы, которых выбрал Солал, лично не отвечают ни за глобальное потепление, ни за загрязнение. Так почему именно они?

– Значит, ничего не надо делать? Например, когда ты арестовываешь насильника, ты же не арестовываешь всех насильников в Париже? То есть по твоей логике насильника надо отпустить.

– Я арестовываю его, чтобы привлечь к ответственности, а не для того, чтобы линчевать без суда и следствия. В этом суть цивилизованности.

Натан провел по маске кончиками пальцев. Эти маски он видел уже несколько дней, но только по телевизору.

– Ты ведь не одна такая в школе?

– Ты о маске? Это знак единения. Нас, школьников, это касается в первую очередь. У нас больше всех информации, мы самые осознанные. Ты знаешь, что загрязнение сокращает продолжительность жизни в мире на двести тридцать три миллиона лет в год[54]?