— Прекратите! Вам Иешуа, что проповедовал?

Ответить никто из апостолов мне не успел. По колонне прокатилось “Подходим”.

* * *

В окружении отряда широкоплечих наемников в доспехах, человек пожелавший остаться неузнанным, и оттого прикрывавший лицо платком, а голову капюшоном плаща, быстрым шагом шел по мощеным улочкам ночного Рима. Легкая, стремительная походка выдавала в нем совсем молодого мужчину, скорее даже юношу. Зато все другие повадки, а особенно уверенность с которой рука его лежала на рукояти кинжала, были присущи скорее опытному воину, хорошо знакомому с оружием. Почтительность, с которой наемники косились на своего господина, говорила о том, что человек не из простых горожан.

Двое из телохранителей несли в руках факелы, освещая дорогу господину, еще один был у невысокого суетливого человека, семенящего впереди отряда и показывающего ему путь. Он раболепно предостерегал господина о любом, даже самом мелком и незначительном препятствии, возникающем на их пути. Отчего тот лишь презрительно поводил плечом

— Осторожнее, мой господин, не наступите — здесь куча дерьма! Люди совсем совесть потеряли…

В кромешной темноте горящие факелы отбрасывали причудливые тени на выщербленные плиты мостовой. Тяжелая поступь наемников гулким эхом отражалась от высоких стен мрачных многоэтажных домов — римских инсул. С каждым новым поворотом улицы вокруг становились все уже, а под ногами то и дело хрустело кирпичное крошево, выпавшее из обветшалой кладки стен. Район был бедным, и даже днем здесь было небезопасно, а уж в ночное время сюда без надежной охраны нечего было и соваться. Заметив еще издали хорошо вооруженный отряд какие-то неясные тени, мелькнувшие впереди, благоразумно отступали с мостовой в темноту узких кривых переулков. Они забивались в невидимые щели или сливались с неровными, выщербленными стенами, словно растворяясь в темноте.

— Долго еще идти…? — нетерпеливый властный голос, приглушенный платком, заставил проводника вжать голову в плечи

— Нет, мой господин! Мы почти пришли.

И правда — вскоре провожатый остановился у неприметной двери и постучал в нее особым манером. Через минуту раздался скрежет засова, и проводник потянул за массивное железное кольцо, распахивая дверь и открывая вид на узкий, тускло освещенный коридор. Факел из его рук перешел к одному из наемников, а сам он подхватил масляную лампу из рук привратника-карлика и, угодливо поклонившись молодому господину, жестом предложил следовать за ним.

— Ждите меня здесь — распорядился юноша и, чуть поколебавшись, нырнул в открытую дверь вслед за провожатым.

Миновав узкий коридор, они очутились в небольшом помещении, заваленном какой-то рухлядью. Но слуга, не останавливаясь, пересек его и толкнул неприметную дверь в углу, заходить в которую пришлось уже, низко пригнув голову

—…Какая честь, господин! Приветствую тебя, высокородный Гай.

Из-за стола навстречу ночному гостю поднялся мужчина, в котором легко угадывался выходец из Азии. Смуглый, темноволосый, худощавый и достаточно молодой — на вид ему можно было дать лет тридцать — тридцать пять. Держался он с достоинством, голову склонил ровно настолько, чтобы оказать большое уважение гостю, но не унизить поклоном себя. Привычного рабского подобострастия в его поведении не было.

— Здравствуй, Симон. Далеко же ты теперь забрался… — юноша сбросил плащ с плеч на руки провожатому и опустил плат с лица. Крылья его носа дрогнули, ощутив неприятный, запах, идущий от котла, подвешенного над очагом в углу комнаты. Тонкие губы брезгливо скривились. Острый взгляд пробежался по комнате и вернулся к хозяину дома. Аккуратно перекинув плащ на спинку кресла, слуга тихо исчез, притворив за собой дверь.

Тот, кого ночной гость назвал Симоном, улыбаясь, развел руками

— Что поделать? Бедному волхву приходится прятаться от доносчиков и вездесущей городской стражи… Ты же знаешь, как относится к нам Сеян, а у него везде свои уши.

— Знаю. После смерти Ливии Друзиллы Сеян получил безграничную власть в Риме — Гай уселся на стул, сцепил руки — Сначала отправил в ссылку мою мать и старшего брата Нерона, теперь вот добился от послушного ему Сената обвинения в измене среднего брата Друза. Его вот-вот приговорят к смерти — голос юноши чуть дрогнул, но он тут же справился с волнением — В последний раз ты обещал мне скорые печальные перемены в моей жизни, и они случились. Но ты же и заверял меня в скором падении Сеяна. Как долго всем нам его ждать?

— Терпение высокородный Гай, терпение.

— Терпение?! Да где же его взять, Симон?!! Нерон, Друз, теперь видимо и моя очередь пришла? Что толку Германикам от смерти проклятой Ливии, если ее место тут же занял наш смертельный враг Сеян?! Что теперь говорят твои звезды и волшба?!

— Они по-прежнему говорят, что тебя ждет другая судьба. Великая! И звезды не могут ошибаться. Но на все нужно время.

Симон вздохнул, жестом предлагая юноше пересесть ближе, в кресло

— Что поделать, могущество Сеяна пока только возрастает, ему уже начали воздвигать статуи в Риме — и это прискорбно. Я, как никто, разделяю твою ненависть к нему. Но это начало конца, поверь. Закат его звезды уже близок, надо только подождать. Год, от силы два. Но ты же больше хочешь узнать свою судьбу?

— Свою. Чего еще мне ждать, скажи? Какие еще испытания приготовили для меня боги?

— Знаешь, сегодня на редкость удачный день — древний иудейский праздник Песах, когда жертва как никогда угодна нашему…божеству. Мой раб Пифон все уже подготовил для ритуального жертвоприношения. Но готов ли ты участвовать в нем? Понимаешь ли, на что идешь? Жертвой ведь станет невинный человек — другой просто не подойдет для этого важного ритуала.

— Готов — быстро ответил Гай, но непроизвольно схватился за амулет, висящий на груди на кожаном шнурке. Симон лишь покачал головой

— Нет, высокородный Гай. Все амулеты тебе придется снять. Если хочешь получить ответ и покровительство древнего божества, нужно ему полностью довериться. Или так, или никак. Выбирай.

На лице юноши отразилась борьба, которая шла в его голове. Узнать будущее и получить защиту древнего божества, было для него не прихотью, и не развлечением — речь шла о его жизни. Или смерти. Но человеческие жертвоприношения были запрещены в Риме постановлением Сената еще сто тридцать лет назад, и за это строго наказывали. Да, исключения были: например, в канун праздника Сатурна кое-где до сих пор жертве перерезали горло на алтаре. Но общественными жертвами там становились преступники, а не невинные люди. И если кто-то донесет Сеяну… Нет, лучше об этом не думать.

— Я готов, Симон — повторил Гай, решительно снял с шеи амулет и положил его на стол.

— Узнаю истинного Германика! — улыбнулся волхв — тогда не будем медлить, время истекает.

Симон вышел из-за стола и подойдя к очагу, видимо нащупал в стене какой-то камень. Потому что в следующий момент он сдвинул часть стены, открывая проход в еще одно помещение. Этот дом был полон сюрпризов и по видимому служил надежным убежищем для волхва, решившего исчезнуть из-под носа городской стражи.