В ответном письме Кеннеди сообщил, что согласен с большинством рекомендаций Кеннана. Однако теперь, когда он собирается стать президентом, ему хотелось бы более конкретных рекомендаций при личной встрече. Во время полета из Нью-Йорка в Вашингтон на личном самолете Кеннеди рассказал Кеннану обо всех письмах, которыми его завалили Советы, а затем показал письмо Меньшикова.

Кеннан хмурился, читая письмо. Исходя из жесткого и трудного языка, которым было написано письмо, он пришел к выводу, что в составлении письма принимали участие и те, кто был за установление более тесных отношений с США, и те, кто был против. И если раньше он советовал Кеннеди по возможности быстрее установить диалог с Москвой, то теперь сказал, что у советского правительства не было права так торопить его и что вновь избранный президент не должен вступать в переговоры до вступления в должность. Тем не менее Кеннан предложил Кеннеди встретиться с Хрущевым конфиденциально, нарушив обычай Эйзенхауэра почти всегда публично обмениваться мнениями с Хрущевым.

На вопрос Кеннеди, почему Хрущев так стремится встретиться с ним, Кеннан ответил со свойственной ему проницательностью, что инцидент с U-2 и советско-китайский конфликт ослабили позиции советского лидера и ему необходим прорыв в отношениях с США, чтобы изменить ситуацию. Хрущев, пояснил Кеннан, «надеется, что, используя свою индивидуальность и силу убеждения, сможет добиться соглашения с Соединенными Штатами и, таким образом, вернуть себе утраченные политические позиции».

Кеннеди пришел к выводу, что это объяснение поведения Хрущева является самым четким и убедительным из всех, которые он слышал. Это объяснение совпало с его собственным мнением, что внутренняя политика оказывает большее влияние на вопросы внешней политики, чем это представляет себе большинство американцев – даже в авторитарном Советском Союзе. Кеннеди было понятно, что Хрущев обращается за помощью, чтобы укрепить свои политические позиции на родине, но это было недостаточной причиной для того, чтобы Кеннеди начал действовать, предварительно не подготовившись. Избранный президент решил, что Хрущев может подождать – и Берлин тоже.

Таким образом, инаугурационная речь Кеннеди стала его первым общением с советским лидером по Берлину, правда косвенным, в котором приняли участие десятки миллионов людей. Самые впечатляющие слова на следующий день цитировали берлинские газеты: «Пусть каждая страна, желает ли она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, пройдем через любое испытание, поддержим любого друга, воспрепятствуем любому врагу, утверждая жизнь и достижение свободы».

Однако возвышенная стилистика Кеннеди скрывала недостаток стратегического направления в отношении Советов. Кеннеди не торопился с решением всех проблем. Многократно переписывая речь, изменяя только нюансы, облекая свою нерешительность в более незабываемую форму и исключая формулировки спичрайтера Теда Соренсена, которые казались ему излишне мягкими в отношении Советов.

К примеру, в первом варианте была такая фраза: «…и при этом две великих и могучих страны не могут бесконечно следовать этим опрометчивым курсом, обе обремененные ошеломляющими расходами на современные вооружения».

Кеннеди не захотел называть курс Соединенных Штатов «опрометчивым» или нежизнеспособным. В окончательном варианте этот текст звучал следующим образом: «Но две великие и могучие группы стран не могут быть также удовлетворены и нынешним курсом, когда обе стороны чрезмерно обременены расходами на современные вооружения…»

Первоначально в речи были такие слова: «И если плоды сотрудничества оказываются более сладкими, чем яд подозрительности, пусть обе стороны объединятся в попытке создания истинного мироустройства – не американского мира, не русского мира, не даже равновесия сил, – а общего мира».

В конце концов Кеннеди отказался от «общего мира» с коммунистами, и окончательный вариант звучал следующим образом: «И если передовой отряд взаимодействия сумеет пробиться сквозь дебри подозрительности, пусть обе стороны объединятся в попытке создания не нового баланса сил, а нового мира, где царит закон, где сильный справедлив, а слабый в безопасности, где сохраняется мир».

Он не упоминал названий стран и городов – ни Советский Союз, ни Берлин, ни какой-либо другой город или страну. Немецкая газета «Вельт» оценила «новый ветер» из Америки, «резкий, но освежающий», хотя немцы отметили, что ни слова не было сказано о Берлине!

Кеннеди не называет никаких имен; он просто говорит о тех, «которые пожелают стать нашим противником», заменив слово «враг», по совету друга, обозревателя Вальтера Липпмана, на слово «противник». Кеннеди описывает проекты потенциального сотрудничества: «Будем вместе исследовать звезды, покорять пустыни, искоренять болезни, измерять океанские глубины, поощрять искусство и торговлю».

Речь была составлена таким образом, что понравилась сторонникам жесткой политики. Сенатор от Аризоны Барри Голдуотер восторженно аплодировал словам относительно достижения свободы любой ценой. Не достигнув успехов в организации встречи своего босса с Кеннеди, советский посол Меньшиков в неизменном сером пальто, в надвинутой на глаза серой шляпе и белом кашне безучастно присутствовал на всех мероприятиях знаменательного дня.

Таким же значительным, как его слова в этот день, был внешний вид Кеннеди, что было не менее важно. Мир попал под обаяние его харизматической улыбки, освещавшей лицо, загоревшее во время отдыха во Флориде перед инаугурацией. Внешне он выглядел здоровым: в день инаугурации он принял таблетки от боли в желудке и спине и дополнительную дозу кортизона, чтобы уменьшить припухлость, связанную с лечением болезни Аддисона. За четыре дня до инаугурации, глядя в зеркало, Кеннеди сказал своему секретарю Эвелин Линкольн о воздействии лечения. «Мой бог, взгляните на это опухшее лицо, – сказал Кеннеди. – Если я срочно не сброшу пять фунтов, то нам, вероятно, придется отменить инаугурацию».

Эвелин Линкольн следила, чтобы молодой президент вовремя принимал лекарства; Кеннеди был намного болезненнее Хрущева, который был старше его на двадцать три года. Кеннеди мог только надеяться, что сотрудники КГБ, интересующиеся всем, вплоть до истинного состояния его здоровья, никогда не узнают правды.

Команда Кеннеди решила покончить со слухами о его болезнях, и два врача выступили перед журналистами. Всего за два дня до инаугурации журнал «Тудей хилз» опубликовал на основе отчета, выпущенного командой Кеннеди, историю болезни избранного президента более подробно, чем любого из предыдущих президентов. В статье приводились слова врачей о его «превосходном физическом состоянии», которое позволяет ему «взвалить на себя трудности президентства». В статье отмечалось, что он преодолел свои болезни, и этот факт говорит о его крепости и выносливости. Он мало пьет, почти не курит, говорилось в статье; иногда позволяет себе за обедом стакан холодного пива, а из коктейлей пьет только «Дайкири». Он не курит сигареты и только время от времени выкуривает сигару. В статье авторитетно заявлялось, что, не прибегая к специальным диетам, он поддерживает вес 165 фунтов (около 75 кг), но в статье ничего не говорилось о том, что он предпочитает мягкую пищу из-за больного желудка.