– Ладно, – с облегчением ответил он. – Дерека отыскать легко, но с Сарой Харпер придется попотеть. Информации маловато, сам понимаешь. Мало ли кто магистра психологии в Принстоне получал в восемьдесят восьмом… Ну, я через пару дней перезвоню, – пообещал он, продиктовал мне номер банковского счета и отключился.

Я открыл лэптоп, перевел Гарри деньги и снова задумался о Лоре Бейнс.

Полгода назад, перед тем как Флинн начал писать книгу, в его жизни произошло какое-то событие – нечто важное, из ряда вон выходящее. Именно это и заставило его изменить свою точку зрения на трагедию, случившуюся в 1987 году. Именно на это он и намекал в своей заявке. При встрече с Питером мисс Ольсен была слишком расстроена и наверняка упустила из виду какие-то подробности, которые могут помочь моему расследованию. Я решил, что с ней стоит побеседовать, и набрал номер телефона, полученный от Питера. Мисс Ольсен трубку не взяла, но я оставил сообщение на голосовой почте, объяснив, кто я такой, и пообещав перезвонить. Впрочем, перезванивать не пришлось – она сама со мной связалась несколько минут спустя.

Я представился. Оказалось, что Питер ее уже предупредил о моем возможном звонке и о том, что меня интересует любая информация об убийстве Джозефа Видера.

Мисс Ольсен объяснила, что через несколько недель уезжает из Нью-Йорка. Квартиру она решила не продавать, а сдавать, обратилась к риелторам, но, не желая встречаться с будущими жильцами, попросила выставить квартиру на рынок только после своего отъезда. Бóльшую часть вещей она отдала в благотворительные магазины, а теперь паковала остальное. За ней должен приехать двоюродный брат из Алабамы, у него грузовичок есть. Все это мисс Ольсен рассказала мне, будто закадычному приятелю, хотя голос ее звучал глухо и монотонно, как механический, а между словами она делала большие паузы.

Я пригласил ее на ланч, но она предложила встретиться у нее дома. К Пенн-стейшн я отправился пешком и через двадцать минут уже жал на кнопку домофона.

В квартире царил беспорядок, обычный при переезде. В прихожей стояли картонные коробки, обклеенные изолентой и надписанные черным фломастером, – в основном в них были книги.

Мисс Ольсен пригласила меня в гостиную, предложила чаю. Мы обменялись стандартными любезностями, а потом она стала рассказывать, как во время урагана Сэнди с ней разругалась какая-то женщина в очереди на бензоколонке. В Алабаме, заметила мисс Ольсен, ураганы и наводнения тоже не редкость, только там люди жизнью рискуют, спасая друзей и соседей, полицейские и пожарные инвалидов на себе выносят, а вот в больших городах и не знаешь, что страшней – то ли буйство стихий, то ли реакция окружающих.

У нее была аккуратная прическа, а черное платье оттеняло здоровый цвет лица. Мне стало любопытно, сколько ей лет, – она явно была моложе сорокавосьмилетнего Флинна. В общем, она выглядела милой провинциалкой и вела себя соответственно; по ее разговору и манере держаться чувствовалось, что ее воспитывали в те времена, когда при встрече собеседнику вполне искренне желали доброго дня.

С самого начала она предложила называть ее по имени.

– Данна, я Ричарда знаю только по отрывку рукописи, – начал я, – а вы знакомы с ним гораздо ближе. Скажите, он когда-нибудь упоминал о профессоре Видере или о Лоре Бейнс? Может быть, рассказывал о своей учебе в Принстоне?

– Понимаете, Ричард был очень замкнутым и скрытным человеком. Нелюдимом, если можно так выразиться. С людьми он сходился плохо, знакомых у него было мало, а друзей и вовсе не было. С братом он виделся редко. Отца он потерял, когда в колледже учился, а мать умерла от рака в конце девяностых. Мы пять лет жили вместе, но за все это время ни разу гостей не принимали, да и сами в гости не ходили. С коллегами он общался только по работе, ни с кем из университетских сокурсников не встречался. – Она помолчала, налила еще чаю. – Однажды он получил приглашение на встречу выпускников в Принстонский клуб на Сорок третьей Восточной. Уж не знаю, как устроители его адрес отыскали. Я предложила составить ему компанию, но он отказался, объяснил, что никаких хороших воспоминаний о студенческой жизни у него нет. Скорее всего, так оно и было. Питер дал мне прочесть отрывок рукописи… По-моему, из-за этой Лоры он очень расстроился и обо всем хорошем забыл – ну, так оно обычно и бывает. Поэтому и не сохранил никаких напоминаний о том времени – ни фотографий, ни сувениров, только экземпляр журнала «Сигнатура», где его рассказы напечатаны. Ричард в отрывке об этом упоминал. Какой-то знакомый случайно в букинистическом магазине журнал нашел… Я его уже упаковала, но могу отыскать, мне нетрудно. Я, конечно, не литературный критик, но, по-моему, рассказы великолепные. Вообще-то, понятно, почему Ричарда сторонились. На первый взгляд он казался нелюдимом, хотя если приглядеться получше и узнать его поближе, то становилось ясно, что он добрый и отзывчивый, просто натура у него ранимая. С ним можно было о чем угодно говорить. Он был очень честен и всегда готов помочь любому, только попроси. Потому я его и полюбила, потому и согласилась в Нью-Йорк переселиться, а вовсе не потому, что мне было одиноко или хотелось уехать из Алабамы. Нет, правда, я его очень любила. Так что простите, но, боюсь, больше я вам ничем помочь не могу, – вздохнула она. – Я вам рассказала о Ричарде, но вас ведь профессор Видер интересует, верно?

– А вот вы сказали, что прочли отрывок…

– Да, отрывок я прочитала. И рукопись повсюду искала – интересно же, чем все закончилось. К сожалению, я так ничего и не нашла. Наверное, Ричард передумал и удалил файл из компьютера.

– А как вы думаете, в тот вечер ему Лора Бейнс звонила? Та самая, про которую он сказал, что из-за нее у него вся жизнь наперекосяк?

Она ответила не сразу, как будто забыв о моем присутствии, а потом, рассеянно оглядев комнату, молча встала и вышла в спальню, не закрывая двери. Через несколько минут Данна вернулась и снова села в кресло.

– По-моему, я смогу вам помочь, – сказала она неожиданно официальным тоном. – Только сначала пообещайте, что когда вы напишете книгу, то ничем не оскверните память о Ричарде, что бы там ни выяснилось в вашем расследовании. Если я правильно понимаю, вас интересует профессор Видер, а Ричард имеет ко всему этому весьма отдаленное отношение. Прошу вас, опустите некоторые подробности, касающиеся Ричарда. Обещаете?

Надо сказать, что святым меня не назовешь, а в бытность свою журналистом я всегда готов был солгать, для того чтобы заполучить нужные сведения. Однако сейчас я сказал себе, что с Данной надо объясниться честно.

– Видите ли, я журналист и подобных обещаний давать не вправе. Если выяснится, что между Видером и Ричардом существует какая-то прямая и непосредственная связь, утаить этого я не смогу. Вдобавок не забывайте, он сам писал об этих событиях, а значит, хотел огласки. По-вашему, он передумал и удалил файл… По-моему, он этого не сделал. Скорее всего, он спрятал рукопись в надежное место. Судя по вашим словам, он был человеком практичным. Он затратил на рукопись много труда и наверняка задумывался о последствиях ее публикации. Нет, свою книгу он не уничтожил. Я почти уверен в ее существовании. Более того, я считаю, что Ричард до последнего вздоха надеялся ее издать.