– Прокатитесь с нами к реке, пан Витек?

– Мог бы прокатиться, – сказал он сухо. – Да нет велосипеда.

– Это не беда. Я сяду на раму, а вы за руль. Надеюсь, справитесь?

– Попробую, – произнес он холодно, с демонстративным безразличием.

Подвернув левую штанину, Алина пересела на раму. С деланной непринужденностью Витек вскочил на седло. Резко взяли с места, направляясь к железнодорожному переезду возле станции.

Он держал девушку, удивительно воздушную и хрупкую, между вытянутыми руками, ветер трепал ее пепельные, пахнущие ромашкой волосы, которые щекотали ему брови, глаза, губы.

«Вот бы отпустить тормоза и вместе с нею врезаться с разгону в речные валуны», – сказал он самому себе.

– Не надо так гнать. У меня захватывает дух.

– Пожалуйста, могу ехать медленно, – сказал Витек и нажал на тормоз.

Кузен обогнал их. Студенческая шапка от быстрой езды сползла на затылок и моталась, как старое голенище.

– Вы на меня сердитесь. – В этом безапелляционном утверждении чувствовалась скрытая обида.

– Честное слово, не сержусь. Откуда вы это взяли?

И тут из кустов выскочил знакомый, странный пес-великан и принялся устрашающе лаять, щелкая зубами в опасной близости от ноги Витека.

– Успокойся, Рекс, к ноге! – крикнула Алина.

– Я предпочел бы, чтобы не к ноге, – буркнул Витек.

Они въехали в котлован, откуда начиналась широкая песчаная дорога, ненаезженная, поросшая побегами лекарственных трав, которые еще не вошли в силу и пахли обыкновенной свежей зеленью. Витек смотрел на ее затылок, серебристый, как тополиная листва. И выискивал в памяти спину, всю фигуру девушки, склоненную под абажуром настольной лампы, стройную фигуру, удивительно напоминавшую виолончель светлого дерева. По невысокой расползшейся насыпи дорога выбралась на луг, весь в весенних озерцах и островках калужниц. Послышался хорошо знакомый истерический голос Виленки, которая по огромным, длиннобородым валунам стремглав неслась к городу. Дорога внезапно обрывалась на берегу, дальше торчало лишь несколько покосившихся свай – остатков моста, некогда сметенного паводком. Спрыгнули с велосипедов. Витек поддержал Алину, которая покачнулась, увязнув в зыбучем песке. Неторопливо, но решительно убрала она из его ладони холодный локоть.

– Положим велосипеды. Будет на что присесть, – предложила Алина.

Уселись на колесах своих машин. Алина и Витек рядышком, насупившийся кузен чуть поодаль, у кустов орешника с мелкими свитками новых листьев. Пес сбежал к воде, прохаживался вдоль берега, высоко подымая лапы.

– Я хотела вас познакомить, – неуверенно произнесла Алина.

Помолчали, думая каждый о своем. Наконец кузен закурил сигарету.

– Вы поступаете на медицинский?

– Да, собираюсь на медицинский.

– Будете лечить буржуев?

– Буржуев, если придется, но прежде всего бедняков.

– Начнете с бедняков, а кончите богачами.

По ту сторону реки над вымощенной булыжником дорогой вставал крутой откос, по которому до самого неба взбирались голые дубы, словно сгорбленные атлеты. Правее крутизна смягчалась, переходя в широкое плато. Там среди лип белел старинный особнячок с высокой соломенной крышей, с громадным колесом аистиного гнезда, топорно слепленной трубой и кособокими колоннами крыльца. Над скопищем хозяйственных построек торчал древний колодезный журавль. И от этого безмолвия старого фольварка, дремавшего по вечерам с керосиновой лампой так близко от города, исходила меланхолия давних, забытых времен.

– Может, погреемся? – предложил кузен. – Не желаете испробовать силу руки?

– Если вам охота.

– Охота-то у меня есть, да хватит ли у вас смелости?

– Ладно, а каков заклад? Люблю азартные игры.

– Уважаю азартных людей, молодой человек. Так, может, сразимся за Алину?

Она резко поднялась с велосипедного колеса.

– Вы спятили? Не разрешаю.

– Отойди, детка, тут мужской разговор. Этот камень подойдет? – Кузен показал на валун у дороги.

– Да, вполне, – согласился Витек.

Они стали по обе стороны камня, плоского, как надгробье. Девушка осталась у обочины зыбкой песчаной дороги.

– Я не хочу, слышите? Не люблю глупых пари. Пан Витек, будьте благоразумны.

Соперники оперлись локтями о камень, в щелях которого поблескивала целебная вода, способная лечить лишаи. Ладони сплелись, как в братском рукопожатии. Витек увидел перед собой светлые, смахивающие на птичьи глаза кузена Сильвека и, пожалуй, в этот момент почувствовал некоторую симпатию к таинственному кузену.

– Пан Витек, немедленно подойдите ко мне, иначе пожалеете.

Кузен Сильвек скорректировал захват. Напористая волна теплого света покатилась по лугам от Пушкарни. Это солнце прорезалось сквозь тяжелые вороненые тучи.

– А что же вы, воробушки, так выкаете всю дорогу. Пора бы заговорить по-человечески, на «ты», мать вашу, интеллигенция паршивая. Готов, братишка?

Витеку наверняка сделалось грустно, что обряд выяснения отношений был разыгран так быстро и грубо.

– Барчук ты недоделанный, – вздохнул он и добавил: – Я готов.

Соперники напрягли мускулы. Кузен, норовя опередить, обрушился сразу всей силой, но Витек позволил наклонить свою руку едва-едва, удержал клубок ладоней в чуть наклонном положении и словно затаился. Сильвек из розового стал багровым, потом постепенно посинел, жила причудливой формы устрашающе надулась на лбу. Стиснул зубы, рука его дрожала на пределе, дрожали плечи, шея, вздыбленные волосы. Он преодолевал сопротивление Витека всей своей мощью, всей волей, всем самолюбием и не мог его сломить. Витек продолжал выжидать, пока не уловил в лихорадочной дрожи противника крошечный пробел, рассеянность всего на какую-то долю секунды, мгновенную расслабленность, и тут же атаковал. Его выпад обескуражил Сильвека. Ладони снова установились вертикально. Однако это было мнимое равновесие. Кузен Сильвек израсходовал всю энергию. Он еще не сдавался, продолжал единоборство, но локоть его уже отчаянно искал спасения на гладкой поверхности камня. Сильвек сломился вдруг. Витек резким рывком прижал его руку к гранитной плите, которая была их рингом. Кузен Сильвек высвободил свою кисть, поднял перед собой, как обиженного ребенка, дуя на пальцы. Отошел к дороге и рухнул на влажный песок.

– Ну и ручища, черт побери, – застонал он. – Суставы потрескались, чтоб я сдох.

А она стояла на прежнем месте, на фоне искрящегося солнечного сияния четко вырисовывалась ее фигура.

– Покорнейше прошу прощения, паныч, – тихо произнес Витек.

– Ну ладно, ты выиграл. Она твоя. – Кузен сел и принялся прикладывать к руке сырой песок.