– Каждый божий день у черепашек с утра самые важные уроки: «Хрипели», «Сопели». А потом все идут на улицу, где проходят уроки: «Ктонеспрятался Яневиноват» и «Скакали».

– Куда скакали?

– Ели – съели, какали – скакали, вроде так просто, – задумчиво сказала Гала. – Может, я что-то перепутала, всё это было так давно. Наверное, вы всё-таки правы – не скакали, а скакали! Учитель «Скакали», крутит «какали», верёвочку с двумя ручками, и прыгает через неё. Вот и получается урок «Скакали». Я прекрасно обращаюсь с «какали», а дети – с малыми «какали», скакалочками. А может, и в самом деле – скакали?..

– А сколько времени продолжаются уроки?

– Преподаватель даёт детям знания. Пока есть, что подавать. А как подавать нечего, так и уроку конец. Одним словом: «Хороша закуска, квашена капуста. И подать не стыдно, и съедят – не жалко».

– Иначе говоря, – поддержал игру Дол. – Сунул грека в реку руку, рак ему клешню подал, поздоровался учтиво, про здоровье рассказал.

– Да не сбивайте вы меня, балаболы. Надо ещё про другие уроки немного поговорить. Про черепашью классику, например, пришедшую из глубины веков: Мифы древней Лукреции (древняя Лукреция – моя прабабушка), Древние Латуники, Дремутики, Истерии средних веков…

– Истерии? Может быть, Мистерии?

– Неужели непонятно? Истерии – то, что истёрлось в средние века. Потом Ораторика, Драмматика и Драммоторика, Рифмоплётика, Германика. Как, нравятся вам такие предметы?

– Потрясающе! Хотелось бы и нам с Долом в такой школе хоть немного поучиться. А не слишком ли вы перегружаете малышей?

– Не думаю. Маленькие черепашки прекрасно со всем этим справляются. Помимо классики, у них есть ещё специальные предметы, без которых им в жизни никак не обойтись. Кляксоведение, Правдописание, Тихоглажение, Трескотнеметрия, Азартника, Театрика, Орфоника и Синтаксоника, Ритмоника, Картеженомия. Дополнительные уроки для желающих: Эники-Беники, Водилки и Кривлялки. И, наконец, главная дисциплина – Возлежание.

– Почему Возлежание – главный предмет?

– Если не успеваешь по Кляксоведению и Правдописанию, то успевай хотя бы пообедать и полежать. А когда я была маленькой, мы с подругами больше всего любили Оперение.

– У тебя же нет перьев.

– Какие же вы, люди, недотёпы. Даже такие большие, как Дол и Зюл. Оперение – это изучение Опер. Чтоб вы знали, я среди черепах главная по Оперению. Мои агенты, Оперы, следят за исполнением Опер. Оперы следят за Операми. Поэтому у Оперов все в порядке с музыкальным образованием, у Опер все в порядке с их исполнением, а у нас, черепах, все в порядке с Оперением.

– Что ты любишь из Опер, Гала?

– Фанта для Оперов, Забор с Парижским Водокатером, Ромело и Бюджетта, Пикирующая дама, Иван Крестьянин – Суперстар, Юная Авоська[18], Норд-Гость…

– Нравился ли тебе кто-нибудь из учителей?

– Конечно. Когда я была крошечной, хорошенькой школьницей, я, как и все, влюблялась в учителей. Первым предметом обожания был обаятельный черепах Мим, преподаватель Пантомимы[19](Мима) и Мимики. Он был весёлый и грустный, смешной и трогательный одновременно. Звали его Мимом вовсе не потому, что он был Мимом, а потому что он всё делал мимо: наливал чай мимо чашки, ставил чашку мимо стола и садился за стол мимо стула. Больше всего я любила его предмет Мимику, а из цветов – Мимозу.

Послушайте весёлую песенку грустного учителя Мимики.

Я – великий мастер Мима,

Мимике детей учу.

Не пройдите мимо Мима —

Вмиг от грусти излечу.

Не донёс до рта икры я,

Не попал я булкой в рот.

Подвела нас Мимикрия[20]—

Сунул в ухо бутерброд.

Надеваю шарф на шею

И усилий не жалею.

Я измучился, устал, —

Шарф мне ноги обмотал.

Наливаю гостю чаю,

Как попотчевать, не чаю.

Чашку чая ставлю мимо —

Вот такая Пантомима.

Проскочил я мимо двери

И попал лицом в косяк.

Миму кто детей доверит? —

На лице его синяк.

Вечно мимо. Силы тают.

Дни, как птицы, улетают.

Так и жизнь промчится мимо,

Бедный мастер Пантомимы.

Мимика, Мимоза, Мимикрия.

Что за мука, Мамма Мия!

– Каламбуры[21]нашей Галы поинтересней парадоксов Льюиса Доджсона будут. Ты всё это сейчас придумала? Или это домашняя заготовка?

– Что вы, что вы. Ни то, ни другое. Мы впитываем такие премудрости, как сказали бы люди, – «с молоком матери». Именно так черепахи строят учёбу и отношения с детьми многие сотни лет. Поэтому мы и уверены, что наши малыши вырастут умными черепашками, образованными и нестандартно мыслящими. Это главное – мыслить нестандартно. У нас даже четыре арифметических действия не такие, как у вас: Слежение, Вычленение, Омоложение, Измождение.

– «Слежение», что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь, что такое «лежать»?

– «Лежать» это значит не идти, не стоять, не сидеть.

– Если ты знаешь, что такое «лежать», неужели не догадаться, что такое «слежение»?

– Здорово, Гала, ты нас всех позабавила. Правду говорят, нет существа мудрее черепахи. Ответь тогда на вопрос об уксусе и горчице, о которых ты упоминала раньше, что из них овощ? – с издёвкой спросил Зюл.

– Подсмеиваетесь, друзья мои, над старой больной черепахой. Овощ – это то, чем можно вощить. Потёр овощем поверхность, вот она и стала чистая и блестящая. Конечно, уксус – это овощ. Причём овощ очень сильного действия, – сказала Гала, подумав. – Ведь уксус и укусить может. Ну что, остался с носом, задавака?

– Как ни неприятно быть иногда с носом, но всё-таки сноснее, нежели быть совсем без носа или, например, ходить без носков и в обносках, – парировал Зюл.

– Хватит водить меня за нос. Какие вы оба несносные и заносчивые. Носитесь со своим носками и обносками, а ничего не видите дальше собственного носа. Надоело слушать о ваших носах, носках, обносках, доносах, подносах, что вы там ещё напридумывали? Всё это наносное, словесный понос. Чем болтать о ерунде, подумайте лучше, чем сейчас занят Дол? Понять нетрудно, он пишет мой портрет, а это значит, что он занят Галаграфией! Писать портреты черепахи Галы – благое дело. Недаром Сальвадор стал таким знаменитым. Просто он писал мои портреты. Между прочим, Льюис Доджсон, ведь он авторитет для тебя, капитан Александр, сказал, что Галаграфия[22]получит большое распространение и её ждёт блестящее будущее.