– Ты фотографию её нашла, кстати?

– Ко-неч-но, босс. – Она достала из сумочки ежедневник и выудила из него чёрно-белую распечатку. С листа на меня уверенно смотрела серьёзная светловолосая девушка лет, наверное, двадцати. С другой стороны – по такой фотографии трудно было определить возраст. Да по женщинам вообще его трудно определить, даже если живьём их видишь.

– А вот такие истории, как нам Рыжий рассказал, ты когда-нибудь раньше слышала?

– Если честно, Рыжий здорово меня удивил этим рассказом. Я никогда ничего подобного не слышала. Ни от него, ни от кого другого. И ведь мы с ним общались постоянно, а и он мне никогда ни слова об этом не говорил.

– Ну да, – я вспомнил о своём «видении», о пятнах света и нитях, идущих ввысь, и подумал, что я бы тоже об этом никому не рассказывал. Даже самым лучшим своим друзьям.

– А что о них – в смысле, о Караиме и о дочери его – говорят-то вообще в городе?

– Ну что говорят… разное. Что вообще говорят о богатых людях со странностями? Что они пьют по ночам кровь христианских младенцев и так далее.

Я кивнул. Говорить действительно могли что угодно, я через такие штуки проходил, этот путь никуда не ведёт.

– Кровь христианских младенцев… – задумчиво проговорил я. – Я когда-то хотел делать вино, кагор «Кровь христианских младенцев».

– Серьёзно? А я хотела колбасу делать. Кровянку «Христианские младенцы». Но вовремя поняла, что это дурацкая шутка.

– Да, – кивнул я, – лучше выпускать минеральную воду «Братец Иванушка».

– Думаешь, будет пользоваться спросом?

– Не знаю, – я пожал плечами, – давай, пожалуй, спать ложиться, поезд рано приходит.

Посреди ночи мне вдруг невероятно захотелось пить. Я встал, нашарил на столике бутылку с чем-то жидким и жадно сделал несколько глотков. Затем услышал торопливые мелкие шажочки по крыше.

«Дети балуются», – подумал я и сделал ещё несколько глотков.

Поставил бутылку на стол.

И тут сообразил, что я еду в поезде.

«Какие, к чёрту, дети на крыше?» – Я обернулся и обнаружил, что сижу на краю огромной кровати посреди большой – метров сорок квадратных – комнаты.

«Это сон, – понял я, – это просто сон».

У изголовья моей кровати было окно, из которого комнату наполнял свет натурального серого цвета. В противоположной стене была открытая дверь, за которой начинался длинный коридор. Потолок терялся вверху в дымке – понять, как высоко он находится, было решительно невозможно.

Я встал и медленно прошёлся по комнате. Остановился в дверях. Коридор впереди шёл около полутора десятков метров и заканчивался открытой дверью ещё в одну комнату, из-за странностей серого освещения в ней ничего не было видно.

Я медленно прошёлся вперёд, только к середине коридора заметив, что я босой. Впрочем, каменный пол коридора был почему-то тёплым.

Я вошёл в другую комнату и увидел там огромный диван с высокой спинкой, повёрнутый от меня в сторону окна, из которого струился такой же серый свет. Над диваном возвышалась совершенно лысая женская голова. Когда я вошёл, голова медленно повернулась ко мне. Решительный профиль, чёрные, словно нарисованные брови и нос с горбинкой выдавали в сидящей на диване женщине уроженку Кавказа. Она посмотрела на меня несколько секунд, потом качнула головой, предлагая мне подойти.

– Мне неудобно сидеть с повёрнутой шеей, – сказала она, словно прочтя мои мысли.

Я медленно пошёл вперёд, обходя диван.

Где-то сверху опять раздались торопливые шажочки.

Я вышел в пространство между диваном и окном, прямо перед женщиной, и остановился в нерешительности. Потому что женщина кормила грудью двух здоровенных мужиков, лежавших рядом с ней на диване.

Мужики были одеты и лежали, аккуратно свернувшись калачиком справа и слева от женщины. Их лиц я не видел, но, присмотревшись, подумал, что не такие уж они и великовозрастные, как мне показалось сначала, – скорее, это были двое парней. Головы их ритмично шевелились – еле-еле, но, если смотреть на них не отрываясь, было понятно, что они не просто лежат, а сосут груди женщины.

– Чего ты? – спросила меня женщина. – Садись.

Я осмотрелся. Кроме дивана, занятого сразу тремя людьми, в комнате не было больше никакой мебели. Я аккуратно сел на пол, подложив ноги под себя.

– Я хотела тебе кое-что сказать, – сказала она, – не копай там. Ты ничего там не найдёшь.

– Совсем ничего? – спросил я.

– Совсем ничего, – ответила она.

– Почему же вы тогда просите меня не копать?

Она посмотрела мимо меня в окно и задумчиво проговорила:

– Значит, ты не хочешь меня слушать.

– Ну почему же? – спросил я. – Я просто хочу понять.

– Есть вещи, которых тебе не надо понимать, – сказала женщина и покачала головой. – Того, что ты ищешь, там нет. Ты найдёшь это совсем в другом месте. Тебе не надо там копать.

– Чего вы боитесь? – спросил я. – Почему мне нельзя копать? Что я найду там?

– Ты ничего там не найдёшь, – сказала мне женщина, – кроме, может быть, нескольких пуговиц.

Пока я пытался сообразить, при чём тут пуговицы, раздался громкий голос проводницы: «Подъезжаем!»

Комната с диваном, женщина и парни медленно растворились.

Я открыл глаза.

Мы подъезжали к дому.

– Душ прямо и направо, туалет прямо и направо, кухня прямо и направо. Вопросы есть?

– Есть. После того как прямо, потом куда?..

– Направо, – сказал я голосом мёртвого конкистадора, ожившего только для того, чтобы кого-нибудь убить. – Ты лучше не теряй времени, иди делай, что тебе нужно, потому что у меня для тебя ещё пара заданий на сегодня.

– Ладно. Тогда в душ я первая!

– Хорошо-хорошо. – Я пошёл к себе в спальню, бросил на пол сумку и включил компьютер. Проверил почту, болталки, личные сообщения. Ничего интересного.

Я снял трубку и набрал номер. Ответили почти сразу:

– Алё?

– Пап, привет, это я. Вы дома сегодня?

– А, привет, да, дома. В гости придёшь?

– На полчасика заскочу.

– А когда?

– Да прям сейчас. В течение часа, может.

– А, хорошо, ждём тебя тогда.

– Всё, давай. – Я сбросил звонок и набрал другой номер. Тут пришлось ждать ответа восемь гудков. В конце концов трубку сняли, и ещё через несколько секунд раздался сонный голос Чеги: