— Она твоя мама? Пилар? — вдруг решилась спросить Аля в последнюю секунду, когда он уже взялся за ручку двери.

Сантьяго хмыкнул. Остановился. Помолчал.

— Нет. — Пауза. — Это мать моего врага.

— Что?! — оторопело переспросила она, подумав, что ослышалась.

— Когда-то он был моим другом, а потом я убил всю его семью. Только мать не смог, она кормила меня все детство.

Он сказал это очень спокойно, так равнодушно, что у Али в груди все заледенело. И отвернулся к двери, словно снова намереваясь уйти, поэтому она не увидела, как перекатились желваки и закаменела челюсть после этих слов.

— А ты не боишься, что она тебя отравит после такого?

— Нет. Она поняла, почему я так поступил.

Аля вспомнила, как вчера Пилар стояла на коленях в маленькой кухне и молилась и как щурилась, всматриваясь в горизонт. Что должен сделать собственный ребенок, чтобы мать «поняла» того, кто его убил? И не только его, а других близких тоже? Чтобы продолжила заботиться о враге своего сына и так волноваться за него?

Сантьяго стоял у кровати, как будто забыв, что собирался куда-то идти. Опущенные руки были сжаты в кулаки, а взгляд был устремлен в окно, хотя на что там смотреть, джунгли как джунгли.

Аля тихо-тихо села на кровать, думая, что она щедро раскрасила мексиканскую экзотику яркими красками, как на знаменитых ретаблос — наивных картинках, нарисованных в благодарность богу и святым за совершенные чудеса.

Вот мексиканец — в сомбреро, синих штанах, с гитарой и усами. Вот он на коне с ножом и пистолетом. Вот льется красная-красная кровь. Вот белый ангел спускается с небес. Вот девушка в лиловом платье бросается на шею возлюбленному. Зеленые джунгли, желтое солнце, коричневые кони и бирюзовая накидка Девы Марии Гваделупской, защитницы всех латиноамериканцев.

«Благодарю Деву Марию, что мой ребеночек выздоровел», «Слава Святому Себастьяну за избавление моего брата от пьянства», «Спасибо Святой Розарии, что мой муж забыл о любовнице» — и все остальное, простое, яркое, как цвета на этих картинках.

Ей, да и ее друзьям по пятничным московским загулам, френдам в «Фейсбуке» и прочей «интеллектуальной элите» почему-то казалось, что именно у них — самые тонкие и сложные эмоции. Противоречивые чувства, многогранные отношения.

У остальных, особенно у тех, кто живет в деревнях или на таких вот ранчо, все должно быть просто. Враг — значит враг до последнего вздоха, и мать должна караулить его с ножом у двери спальни, чтобы зарезать, когда он расслабится. Любовь — значит бросаться друг к другу в объятья в тот же миг. Дурной человек — дурной во всем и совершать хорошие поступки может только из хитрости. А добрый не может быть плохим в мелочах, иначе какой же он добрый, если наркоман?

Осознавать такое в себе было неприятно. Но вот оно, живое доказательство.

Стоит, щурится, вновь утюжит Алю тяжелым, как танк, взглядом.

— Я сегодня поеду в город, — сказал Сантьяго — Что-то купить тебе там?

Почему бы не рискнуть? Она все равно хотела обратиться к нему с этим.

Аля открыла на экране электронный билет и протянула Змею свой телефон:

— Сантьяго… Завтра утром у меня самолет. Видишь? Из Канкуна. Я должна была улететь в Москву, домой. Отвези меня в аэропорт, пожалуйста.

Паспорт у нее с собой. Черт с ним, с розовым чемоданом. Она зарегистрируется, зайдет в салон самолета, пристегнется — и все закончится. Может быть, будет потом немного жалеть, что так и не удалось переспать со вторым мачо-красавчиком. Вслух.

Про себя — нет. Даже нарисует яркое ретабло: спасибо Иисусу, что все обошлось так легко.

— Нет. — Он отдал ей телефон и не стал больше ничего объяснять. — Так что тебе купить?

— Ночнушку, трусы и тампоны! — психанула Аля.

Особенно последний пункт скоро станет актуален.

Жаль, она не увидит, как этот брутальный самец будет блеять в аптеке или прикидывать размер в отделе белья!

— И все? — спокойно переспросил он.

— Да.

Зачем ей дополнительная одежда, если она все равно ходит по маршруту спальня-кухня? Тут хватит и фартучка на голое тело.

— Хорошо.

И он захлопнул за собой дверь.

Чуть сильнее, чем было необходимо.

День был на удивление спокойным. Словно море после налетевшего шторма — ровная тяжелая гладь под льющимся с небес расплавленным золотом солнца.

Почти все разъехались, и на стоянке не осталось машин. В доме царила тишина, выключен был даже вечный орущий телевизор в гостиной. Пилар совсем недолго поколдовала на кухне, да и ушла во двор. Сидела там под навесом, смотрела на гуляющих кур и индюков и что-то негромко напевала.

Аля маялась бездельем.

Почитала, поела, запустила стирку, прошлась до дальних зарослей деревьев, где задумчиво покатала ногой несколько охряных кирпичей. Неужели тут есть какие-то древние развалины неподалеку? Чисто теоретически тогда можно было бы вычислить, где она.

Но отказалась от этой мысли: гиды рассказывали, что местные жители до прибытия археологов довольно лихо растаскивали камни из пирамид и дорог, построенных майя, на свои нужды. Эту славную традицию заложил еще завоевавший Мексику Кортес с последователями — они не просто разрушали языческие храмы индейцев, а строили из этих же камней храмы христианские.

С точки зрения Али это было нелогично: если верить в богов старых и новых всерьез, то наоборот, кровавая магия, напитавшая камни, извратит и исковеркает слова, которые будут произносить священники под высокими сводами, направит чистую веру прихожан на службу жестоким богам этих мест.

Но, может, они верили, что единый христианский бог окажется сильнее десятка индейских? А если что — призовет на помощь воинство святых.

Когда солнце уже немного устало золотилось на верхушках деревьев, на ранчо вернулся Сантьяго. Она выбежала к нему с такой радостью, будто и правда ждала, а не заскучала до отупения от безделья.

И застыла, залюбовавшись ловко спрыгнувшим с подножки высокого джипа мужчиной.

Выглядел он строго и стильно: черные джинсы, черная рубашка, расшитая белыми узорами, белая шляпа с загнутыми полями и крупная серебряная пряжка на ремне с чеканкой в виде стилизованного под рисунки майя змея.

Если бы Але было пятнадцать лет, она бы отдалась ему прямо на стоянке.

Впрочем, она и в свои тридцать… кхм.

Вслед за его машиной подъехали еще два минивэна, из которых выгрузилась большая часть банды. Сантьяго сдернул с плеча рюкзак и поманил Алю к себе. Вручил ей бумажный пакет из магазина белья и упаковку тампонов. Проходящий мимо знакомец в глубоко надвинутой шляпе и с перемотанным бинтами плечом что-то негромко бросил по-испански и заржал.