дело. И еще, — он окинул ее твердым взглядом. — Ты волк, и ты слушаешься отныне меня, во всем. Ты поняла?

— Поняла.

Она бы сейчас что угодно поняла, лишь бы ей дали в руки что-нибудь съестное.

— Ладно, — Илья принялся раздеваться догола. — Сначала ужин, потом дураков поймаем.

Он вернулся спустя полчаса. Они разведи костер, пожарили кроликов. Руна отвела душу, наелась. Жизнь перестала казаться худой.

— Не мори себя голодом, впредь, — посоветовал он. — Голодание провоцирует оборот. Приготовь веревки. Я буду приводить по одному, а ты вязать их к дереву. Затем отведем назад.

— Что будет с ними?

Он бросил на нее не добрый взгляд, зло улыбнулся.

— Паршиво им будет, и не от конвойных. От своих. Ты не жалей дураков. За такие выходки, весь арестантский этап обыкновенно мучается. Всех куют в цепи и все одно, что металл холодом запястья ломает, болезни на долгие годы создает. Лучше эти трое пострадают, чем все остальные. Жди, и никуда не уходи.

Глава 14

Они вошли в Омск по дуге через Тобольск. Разница в четыреста пятьдесят верст. Для лошадиных не большая, а для пешего вечность. Вот она каторга. Острог, куда завели партию показался таким же, как и все остальное… темным, замызганным, тонущим в грязище и лужах. У главного кирпичного управления верхние этажи и окна выглядели чистыми. Но туда арестанты не поднимали голов. На лицах у них проступала горечь. Поменялась их поступь с храброй на упавшую духом. Все они пришли без денег, полуголодные, в рванной одежде. У каждого на челе печать безнадеги, отчаянной потерянности. Еще за двести верст до пункта назначения по толпе разлилась черная тоска. Топила она горемычных гнетущим дыханьем, вымораживала души.

— Приформиться, — покрикивали офицеры, за несколько верст до входа на территории к месту.

Никто не двигался быстрее, дружно оттягивали неизбежное, прятали головы за котомками, лишь гремели жёстче кандалами, да выдыхали.

Вышло местное начальство, во двор, начался прием по спискам.

— Спешите господа? — обращались местные к конвойному начальству, зная, что требуется снять с партии кандалы, вернуть их назад, а здесь на новом месте на арестантов свои надеты будут. — Может завтра, уважаемые? Это ж, сколько всех-то, не успеем за сегодня засветло всех очистить, потом де заново перепаивать.

Только этапный офицер уже ни раз ходивший этой дорогой, знал, что чтобы не лишиться годового жалования в награду за отсутствием беглых, для радости его сердца требовалось, как можно быстрее партию сбыть с рук.

— Нет, нет, — он много смекавший знал, что к чему. — Партию расковывать не долго, за два-три часа одним махом управимся!

Многоопытный, он прекрасно понимал, что арестанты снимают кандалы, как сапоги. Он де разумеет, что на каждый замок существует своя отмычка, а на каждое стеснение и строгость свое противоборство. Так что как отдал приказ, так за два часа, вся партия уже без кандалов стояла. Эка малая радость на этапе большая, а на каторге горькая.

Илья подал свой приказ к спискам. Местное начальство не обрадовалось, оглядело его бородатого с ног до макушки, выругалось в усы, ушел солдат докладывать более высокому начальству.

Руна все это время смотрела на решительный базар. Здесь в последних заключительных этапных казармах, на небольшом тесном дворе сидели люди. Среди собравшихся, солдаты, бабки, девки и девочки. Перед каждым из них лежал товар. В основном съестное. Творога, молоко, квас, щи, каши, пироги, конфеты, изюм и даже пряники. Была и бытовая дешевка, типа мыла, пуговиц, нитей. Всего хватало.

— Все это покупают пришлые? — спросила она удивленно Илью, тот кивнул.

— Эти мало. В основном поселенцы своим детям.

— Но ведь, как дорого, — заметила она, наблюдая, как один из мужиков с этапа покупает ковшик с квасом и шаньгу за три копейки серебром. А бабы-торговки за чашку купоросных щей, так вообще драли по двадцать пять или тридцать копеек. А за полтора фунта вареного мяса, весьма сомнительного с виду, и вовсе пятьдесят копеек.

— Куда им деваться? Сама видишь, последние дни Святой недели идут. От казны поселенцы получают четыре копейки, иногда меньше, от цен на хлеб в губернии зависят. Продавцу до чужих кормовых дела нет. Все равно такой харч много дешевле по Сибирии, чем еще где.

Их слышал конвойный, улыбнулся им.

— Да, о чем толкуете, милые? От казны на этап ничего не полагается. Раньше, хоть тепла и света на целую ночь давали. А теперь свечи только до зари.

Про тепло он промолчал. Руна и сама знала, как обстоят дела с этапными избами. Холодно там, а часто откровенно мороз стоит. После того уговора в лесу, Илья взял над ней заботу, и из виду уже не упускал. Как Иванна не приближалась, не подкрадывалась. Руна считала, что завидно той весьма, ведь она сама на него глаз положила. Хотела с ним идти и любовь крутить.

Они шли по пятьсот верст в месяц, не разбирая никакой погоды. В духоте, в зловонии, большинство этапных зданий построены на болотной гнили. От гнуса летом рассказывали конвойные, хоть щи вари. Сытнее будут, чем казенные! Часть пути они ехали на поезде, потому не попали в половодье и распутицу. Успели выскочить, бог миловал.

— Э, арестант? Велено идти к начальству, — вернулся посланный солдат.

Илья нахмурился, бросил взгляд на Руну, мол, следуй за мною. Они прошли вход, охрану, вошли в кабинет Коменданта острога простой, беленный, без лоска, меблированный топорной мебелью. Сам Комендант одет был в темный вицмундир, седовласый с усами, как у моржа. Взгляд его был суров, но спокоен.

— Ваше сиятельство, рад приветствовать вас, — произнес он, вставая и приближаясь к ним, протягивая руку для рукопожатия. — Позвольте представится Алексей Федорович де Граве, к вашим услугам.

У Руны так челюсть и отвисла. Они целый год шли по этапу. Конечно, выход из России и прибытие сюда, за такой срок невероятно скор, но она успела привыкнуть к тому, что Илья просто арестант. Прав у него меньше, чем у каморника-сторожа присматривающего за зданием этапа. А тут все по этикету и по чину.

Они пожали друг другу руки.

— Приказ императорского величества будет исполнен в точности. Я сегодня же распоряжусь передать арестантские списки до Иркутска. Дам указ о подготовке надлежащих документов. Чем сможем, тем поможем. Мы близко знакомы с трудностями жандармерии и ваше дело у нас будет стоять в первоочередных. Если имеются просьбы какие, уважьте.

Илья достал другую бумагу, передал.

— Мне требуется помощник. Хочу освободить из обязанностей наказания арестантку. Руну Волкову. Ее, — произнес он, наблюдая, как комендант читает бумагу. — Дело секретное и важное, подробности предъявить