«Фелипе» и «Марио» побывали в пригородном районе Койоакане. Они обошли улицы вокруг «Синего дома», в котором после приезда в Мексику в середине января 1937 года поселились Троцкий и его жена Наталья Седова. В Койоакане в то время преобладали одноэтажные дома. Появление посторонних лиц здесь сразу замечали, и потому «гостям из Москвы» было неуютно на пыльных малолюдных улочках. Праздные туристы сюда не заглядывали. «Синий дом» был предоставлен в полное распоряжение «сталинских изгнанников» Фридой Кало и Диего Риверой. Сами они перебрались в район Сан-Анхель, в дом, построенный в конструктивистском стиле. Там находилась мастерская Диего.

* * *

Из газетных интервью Троцкого Григулевич знал, что «Старику» понравилась экзотическая Мексика. Он надеялся, что эта страна станет его пристанищем на долгие годы. В первые дни после «высадки» в Тампико Троцкий заявил, что соратники из Коммунистической интернациональной лиги Мексики (троцкистской ориентации) не должны рассчитывать на какое-либо его участие в ее деятельности. Дружеские отношения с товарищами — да, но никакой политики! Он не намерен выслушивать обвинения во вмешательстве во внутренние дела страны. Соратники возмутились, обвинили Троцкого в предательстве интересов рабочего класса во имя сохранения права на убежище и, в знак протеста, распустили Лигу. Некоторые из членов организации решили «на личной основе» помогать вождю. Они охраняли «Синий дом» от возможных покушений, контролировали посетителей, сопровождали Троцкого в туристических походах (американские телохранители появятся позже). В первую ночь пребывания Троцкого в «Синем доме» на страже его покоя был Ривера с автоматом «Томпсон» в руках. По свидетельству соратников, долгого бодрствования художник не выдержал и мирно заснул после полуночи.

«Возрождение» Лиги, внутренняя борьба между ее руководителями, обиды Диего Риверы, которому казалось, что его оттесняют в сторону, несмотря на его щедрое финансирование организации, — втягивали Троцкого, помимо его воли, в нервные процедуры по урегулированию конфликтов. Он хотел удержать Риверу в рамках партийной дисциплины, но давалось это с каждым разом все с большим трудом. Болезненно воспринимал Троцкий и своеобразный юмор Риверы. Однажды художник подарил ему после «Дня усопших» традиционную сахарную голову в форме черепа. Все было бы ничего, традиции есть традиции, но Диего начертил на черепе черной краской слово — «Сталин». Троцкий довольно кисло прореагировал на этот «подарок» и после ухода Риверы велел разбить сахарную голову и выбросить на помойку.

На улице Акасиас, в нескольких кварталах от «Синего дома», «Фелипе» арендовал небольшой особняк, в котором организовал явочную квартиру. Чуть позже был создан пункт наблюдения, из которого велся контроль над передвижениями Троцкого и его сотрудников, изучалась система внутренней и внешней охраны, порядок допуска визитеров. Обстановка в стране была благоприятной для подготовки операции. Полицейский контроль был настолько слабым, что за все время жизни в Мехико Иосиф ни разу не предъявлял документы для проверки. Политическая жизнь была весьма бурной, не обходилось без пальбы в воздух, но в рамках «полумирного сосуществования»: коммунистов не преследовали, а мексиканские нацисты — «золоторубашечники» — регулярно проводили свои слеты и марш-парады.

«Красный изгнанник» в первый год своего пребывания в Мехико сумел подготовить и провести так называемый «контрпроцесс» с целью разоблачения «театрально-судебных постановок» тридцатых годов в Москве. Стенограммы московских процессов были изданы, и для Троцкого они стали исходным материалом для построения своей защиты, выявления вопиющих противоречий в обвинительных речах прокуроров Вышинского и Ульриха. «Контрпроцесс» был организован с помощью Международной комиссии по расследованию московских процессов, которую возглавлял американский философ Джон Дьюи. Заседания комиссии прошли в апреле и сентябре 1937 года в «Синем доме».

Троцкий перед началом слушаний выступил с заявлением: «Если Комиссия решит, что я хоть в малейшей степени виновен в преступлениях, которые Сталин приписывает мне, я заранее обязуюсь добровольно сдаться в руки палачей ГПУ». Комиссия Дьюи после многочасовых выступлений Троцкого приняла вердикт, признающий московские процессы подлогами, а Троцкого невиновным в приписываемых ему преступлениях. Сдаваться опричникам Сталина Троцкому не пришлось. После «контрпроцесса», который не получил международного резонанса и потому не оправдал надежд его организатора, в «Синий дом» все чаще стали поступать сообщения об «агентах НКВД», прибывающих в Мексику. Назывались имена Аббиэйта, Мартинья, Джорджа Минка и других.

Существуют сведения о том, что в 1937—1938 годах секретарем Троцкого работала девушка из семьи с русскими корнями, которая была «двойным агентом», работая на НКВД и ФБР. Скорее всего, это была Рут Агелоф. В некоторых публикациях в числе лиц из ближайшего окружения изгнанника называется «Патрия» — Африка де ла Пас, испанка, кадровая сотрудница советской разведки. В сентябре 1938 года на имя Троцкого поступило анонимное письмо о том, что НКВД имеет своего человека в Международном секретариате Четвертого интернационала в Париже. Троцкий не поверил «доброжелателю», думая, что это «очередной трюк чекистов». Наверное, он поступил бы иначе, если бы знал, что автором письма был Орлов, бывший резидент НКВД в Испании, сбежавший к тому времени в США. Но письмо все-таки имело резонанс. Узнав о нем, руководство ИНО НКВД во избежание провалов приняло решение об отзыве своей агентуры из ближайшего окружения Троцкого.

* * *

В конце сентября 1938 года некий эмиссар Коминтерна, действовавший под псевдонимом «Перес», предпринял попытку «подключения» к операции по ликвидации Троцкого руководства мексиканской компартии. «Перес» встретился с генеральным секретарем Эрнаном Лаборде и, ссылаясь на «принятое Исполкомом решение», потребовал от него содействия[16]. Эмиссар указал на необходимость сохранения полной конфиденциальности в столь деликатном вопросе. Однако генсек нарушил данное слово и созвал на срочное совещание членов ЦК. В итоге на очередной встрече с эмиссаром Лаборде заявил, что «охота» за Троцким бессмысленна, потому что его ликвидация нанесет ущерб не только МКП и революционным силам в Мексике, но и Советскому Союзу. Если верить воспоминаниям члена ЦК Валентина Кампы, эмиссар «Перес» разразился угрозами и предупредил Лаборде, что за неповиновение решению Коминтерна ему «придется заплатить очень дорого»[17].

Встревоженное этими событиями руководство МКП срочно отправилось в Нью-Йорк на встречу с Эрлом Браудером, генсеком КП США и членом Исполкома Коминтерна, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Браудер якобы выразил поддержку действиям мексиканских коммунистов и посоветовал «прервать контакты» с эмиссаром. Он также пообещал сообщить в Москву «о возникшей проблеме». Через несколько недель в Мехико прибыла делегация Коминтерна во главе с Кодовильей и мало-помалу стала забирать партийные дела в свои руки. Была создана Комиссия «по чистке» руководства МКП. Лаборде и Кампа были обвинены в оппортунизме и на чрезвычайном съезде исключены из партии. Троцкий внимательно, следил за этими событиями и прозорливо заметил, что изгнание бывших руководителей из МКП было вызвано их оппозицией планам НКВД по организации покушения.