Рабочие в спецовках и оранжевых касках полезли, как муравьи, в вырытую яму заделывать течь.

После Пятницкой Геннадий заехал еще на Новый Арбат — там гулял студеный ноябрьский ветер. Ослепляла реклама.

Когда он вернулся в департамент благочиния, располагавшийся на Тверской, его внимание сразу привлек шум, доносившийся с улицы.

У памятника Юрию Долгорукому кипела буза.

Толпа журналистов и ОМОН окружали маленькую группку молодежи под флагом цветов радуги. Протестующие только-только развернули радужное полотнище и что-то начали выкрикивать, как ОМОН попер на них клином, рассекая и рассеивая. И тут же цепко вылавливая — всех, всех без исключения, чтобы ни один не ушел, не просочился! Сразу же появилось множество автозаков. ОМОН — судя по обтерханному, засаленному виду формы, не столичный, а прикомандированный, пригнанный на праздники откуда-то из провинции — начал загружать «короба». Протестующие упирались, некоторые ложились на асфальт, отказываясь идти в автозак, их тащили и бросали, как дрова.

— Гей-пикет несанкционированный! Безобразие! Это пропаганда, а что, если дети увидят? — громко судачили дежурные сотрудники департамента благочиния, прилипшие к окнам и пялившиеся на разгон пикета.

— А что, если дети увидят, как людей за волосы волокут по асфальту и швыряют в автозаки? — спросил Геннадий Савин.

Оглянулся на замолчавших коллег. И сразу пожалел, что это сорвалось у него с языка.

— Подождите в холле, она сейчас придет. У них занятия по музыкотерапии. Моцарта они слушают, — сказала медсестра майору Лиле Белоручке и добавила: — Уж полиция бы сюда поменьше ездила. Мы ее немножко подлечили, прогресс наметился в общем состоянии, но может в момент сорваться.

Лиля села на кожаный диван в холле. Больница — знаменитая Соловьевка, клиника неврозов. Чистота, тишина, холл для посещений весь в комнатных цветах, как оранжерея.

Она приехала из Прибрежного сюда в Соловьевскую больницу для того, чтобы встретиться тут с Региной Саяновой — матерью Василия Саянова. Кате она об этом в телефонном разговоре не сообщила, решила рассказать уже по факту встречи.

О том, что мать Василия после его смерти находится в Соловьевке, поведал ей тот же самый источник в МУРе — по знакомству. Сказал коротко: мать — алкоголичка, после похорон сына допилась до белой горячки. Теперь вот в Соловьевке в себя приходит.

Ждать пришлось очень долго. Наконец она пришла — Регина Саянова. Еще молодая женщина, учитывая, что сыну ее всего-то девятнадцать стукнуло, но вся словно присыпанная пеплом — жидкие светлые волосы кое-как подколоты на голове яркими заколками-блямбочками, точно у первоклассницы, а лицо — в ранних морщинах. Движения все суетливые — то почесывается, то облизывает языком сухие губы, то теребит шнурки капюшона «кенгурушки».

Лиля Белоручка официально представилась, правда, не стала уточнять, что она из областного, Прибрежного ОВД.

— Нашли, кто убил Васеньку? — с ходу спросила Регина Саянова как-то уж слишком легкомысленно.

— Пока нет, ищем.

— Ищите, вам за это деньги платят.

— Давно вы здесь? — спросила Лиля.

— Месяц.

— Хорошая клиника.

— Хвалят ее. Я ж не своей волей сюда. — Регина почесала бровь. — Как похоронили Васю, я себя так скверно почувствовала, что уж и не знаю. В беспамятство какое-то впала. У меня и раньше проблемы с алкоголем были.

— Этого не надо стыдиться, — успокоила ее Лиля. — Я вас о сыне хотела расспросить…

— Спрашивайте, что теперь-то спрашивать, нет его. Ой, вот глядите, руки трясутся, — она вытянула вперед руки, унизанные золотыми кольцами, — еще подумаете, вот пропойца, да? А я ведь такой не была. Я веселая была в юности, спортивной гимнастикой занималась. Муж мой… Васин отец… это он нас вот такими сделал — и меня и сына.

— То есть? — спросила Лиля.

— Очень жесткий, нетерпимый человек. Я-то справлялась — открою себе бутылку, плесну шампанского в бокал или ликерчика. И все вроде сразу налаживается. А Вася мал был. Такой хорошенький, просто ангелочек.

Лиля Белоручка вспомнила фото из московского уголовного дела, присланного ей источником в МУРе, — юный блондин с модной стрижкой и синими глазами, кудрявый и точно похожий на херувима.

— Расскажите мне о сыне, пожалуйста, — попросила она. — Он у вас ведь и за границей учился, в Англии, да? А с кем он дружил, общался?

— Отец ему ни с кем в детстве дружить не разрешал. — Регина покачала головой. — У нас дом большой в Томилино, шофер его в детстве в школу отвозил и назад привозил. А дома муж завел строгие порядки — утром молитва, вечером молитва. Васю порой по десять раз на дню заставлял эти самые молитвы читать. И строго спрашивал — выучил ли он псалмы и из Писания отрывки. Я говорила мужу — не стоит так строго с ребенком. А он мне — молчи, дура, ты ничего не понимаешь, я наследника воспитываю в страхе божьем. Я и не возражала особо. А в двенадцать лет Вася из дома сбежал.

— Сбежал из дома?

— Нам его потом вернули — ваши же коллеги, нашли в каком-то подвале или на стройке. Муж рассвирепел. Совсем стал строгий. Молиться начал заставлять чуть ли не каждый час. А Вася, он… стал красть из дома.

— Красть? Что красть?

— Да все, что плохо лежит. Мы сначала на домработниц грешили. Муж мой их со скандалом увольнял. А потом мы поняли, это Вася ворует из дома. В пятнадцать лет он украл у мужа деньги из сейфа.

— Вы в полицию заявляли?

— На сына-то родного? Нет, конечно. Муж с ним говорил. Так кричал в кабинете, ногами топал. И докричался до того, что Вася в своей комнате на втором этаже встал на подоконник, грозился спрыгнуть. А дом у нас высокий. Я еле упросила его. Боялась, что у них с мужем худо все кончится.

— То есть как худо?

— Убьют друг друга.

— Убьют друг друга? — переспросила Лиля. — А можно вас спросить…

— Нет, это не муж его убил, — Регина нервно затрясла головой, — ваши коллеги проверяли. Муж мой сейчас в Италии. В Милане — вот уже год. И в Россию он на момент смерти Васи не приезжал. Бизнес у него есть в Италии. И любовница — девчонка молодая, какая-то певичка. И строгость вся сразу кончилась, все молитвы послал он куда подальше. Это нас с Васей он всю жизнь изводил, а там такая молодая стерва попалась, что он перед ней на задних лапках как пудель пляшет. Религиозность его прежнюю как ветром сдуло.

— Ну а сын-то ваш Вася весь этот год где жил, с вами?

— Нет, что вы. Уже после того случая с кражей денег из сейфа муж решил — надо что-то делать. Он купил ему квартиру в Москве. Очень хорошая квартира, хоть и небольшая, на Пятницкой, в двух шагах от Кремля. Вася туда переехал, как только школу окончил. Я у него там несколько раз была, а муж — нет, ни разу.