Однажды в начале осени, после страшных гроз и проливных дождей, неподалеку от новой церкви образовалась в земле дыра. Народ заволновался, и было с чего! Всякий мог ненароком пасть в глубину сей ямы в темноте или в подпитии. Но это еще полбеды! Яма та, как шептались в народе, появилась на месте, где ведьмам головы рубили, и время пришло их злодейской крови восстать и бед натворить. Пришлось помучиться барину, объясняя, как появился этот колодец: что место холмистое, что могут быть пустоты под землей, что после необычных дождей подмытая земля опала и образовалась эта дыра, которая никакого отношения к казни и колдовству не имеет. Обнесли яму каменным парапетом. А следующей весной наполнился колодец родниковой водой, но поначалу все ее боялись использовать. И тут приключилось еще одно событие.

На Ивана Купалу гулял народ на поляне перед новыми избами, славил барыню и барина. Удался праздник! С высокого берега запускали бенгальские огни. Красота! Молодые прыгали через костер, купались в озере при луне. Были на празднике и пришлые. А наутро в камышах нашли мертвого мужика. Барин не любил заводить дела с ярыгами из земской управы. Тело похоронили, а барин сам начал искать виноватого. Однажды пили они с барыней чай, и пришла баба да сразу упала в ноги. Муж мой, кузнец, говорит, его убил и не по злобе, а от силищи неимоверной своей, приставал тот ко мне.

– Принесла я то, что от прабабки осталось, прошу защитить его, а то забьют и в железо закуют. – И вынимает цепи золотые с камнем сказочной красоты и барину отдает. – Ваше оно теперь, только спасите! Люблю я его!

Барыня, как увидела цепи, – обомлела, хочу говорит их, помоги ей. А на другой день услал барин кузнеца на работу в дальнюю деревню. Велел не появляться, пока не позовет. Но кто-то донес. Ярыжки приходили, были хорошо оплачены и накормлены отменно. А на следующий день, прогуливаясь в липовой аллее, барыня повстречала ту крестьянку. Хочу, говорит, вас, матушка-барыня, отблагодарить; пусть, говорит, матушка-барыня напишет на бумажке самое заветное свое желание, камушек махонький бумажкой этой обернет и в новый колодец бросит тайно – сбудется обязательно.

Так барыня и сделала. Через год родился сын Николенька. Прожил он долгую счастливую спокойную жизнь с любимой женой и сыном Петром. Продолжал отцово дело, бывали и за границей, живали в столице, дали хорошее образование Петруше.

А Петруша женился в городе на Марии Афанасьевне и подарил ей на свадьбу ожерелье. Приехали жить в поместье, сильно запущенное, и начали его восстанавливать.

Областной музей и архив не дали Лизе об этом времени особых сведений. Революция к ним пришла очень поздно по причине непроходимости дорог. Приезжал раз агитатор, в колодец его спустили на веревке и держали до вечера, потом вытащили да пинками под зад из городка выгнали. Через несколько месяцев, летом, по подсохшим дорожкам случайно прошла бригада революционных солдат. Крестьян не тронули, а вот храм подожгли и священника казнили, а с ним заодно и обнаруженного итальянского шпиона Филипку. Расстреляли втихую, чтобы бунт не поднимать. Да говорят, что на обратном пути все пропали бесследно.

Расспросив людей, Лиза узнала, что старый учитель из ссыльных копался в церковных книгах, находил интересные записи, так коротал свои дни. Многие документы, найденные Лизой в музее, принадлежали ему. Он первый сделал предположение, что проклятие городка, о котором так много говорили в народе, есть феномен геопатологический, возможно, какой-то газ иногда выходит на поверхость и отравленные люди видят странные вещи.

Ближе к войне усадьба и все окружение этого озера пришли в полный упадок.

Дети давно уже видели дневные сны в своих маленьких детсадовских кроватках, а Павлик Акимов все сидел в пустой столовой над остывшей тарелкой супа. В желтоватой, не слишком приятно пахнущей жиже рваными прозрачными тряпочками плавали ошметки вареного лука. Только от одного взгляда на них тошнило, не говоря уж о том, чтобы положить их в рот и тем более проглотить.

Жирная «гусеница» воспиталка в тапочках со стоптанными задниками и с таким начесанным гнездом на голове, что в нем мог комфортно разместиться целый выводок птенцов, вся состояла из валиков, перекатывающихся под ситцевым пестрым халатом. Она была вторым человеком в этой комнате и сегодня, похоже, решила пойти на принцип. Раньше после небольшой борьбы можно было отделаться лишением сладкого или постоять полчаса в углу. Но сегодня она, видимо, решила бороться до победного. Выбрала, главное, как всегда, его. Вот Рите, самой красивой девочке в группе, сидевшей с ним за столом, ничего не сказала, когда она капризно отодвинула от себя тарелку. Еще нескольким ребятам тоже разрешила оставить суп недоеденным. А вот в него вцепилась. Сначала, как обычно, ругалась. Павлик думал, что это по традиции закончится каким-нибудь наказанием. Но «гусеница» велела ему оставаться, когда всех остальных собрала спать, а потом вернулась и сказала, что будет сидеть тут с ним, пока тарелка не опустеет. Однако Павлик не мог проглотить этот лук. Белла Петровна, в свою очередь потеряв терпение – ей тоже хотелось вздремнуть полчасика, пока эти спиногрызы обезврежены, – отложила в сторону журнал «Крестьянка» и решительно двинулась к мальчику.

– Ты съешь этот суп, понятно тебе, маленький упрямец! Отец сказал, чтобы жрал всё! И ты будешь у меня есть!

– Я лук вареный не люблю. Можно я без лука? – Павлик не сдержался и расплакался.

– Лук он не любит! Хорошенькое дело! Тебе что здесь, ресторан?! Ешь, что дают! Все любят, а он не любит.

– Другие тоже не любят. И вы им разрешили не есть.

– Ты еще будешь меня учить, кому что разрешать! Ах ты засранец! Я лучше знаю, кто из вас что любит, а что не любит! Бери ложку быстро, я сказала! А то придется в подробностях рассказать отцу, как ты дерзишь своей воспитательнице и не слушаешься. – Розовая перламутровая помада скаталась на ее губах, и эти катышки по форме своей напомнили Павлику маленьких опарышей, которые иногда жили в банке у них в холодильнике, если папа собирался на рыбалку.

Родители терпеть не могли, когда на их сына жаловались, и тут стоянием в углу можно было не отделаться. Особенно если воспиталка сообщала подробности, которые она сочиняла прямо на ходу. И Павлику, конечно, никто не верил, что он этого не делал. Он взял ложку и зачерпнул холодной жидкости.

– Лук, лук черпай! Выбирает он, ишь ты, какой разборчивый! Значит, так, Андрей Ильич разрешил пользоваться любыми методами, если они окажутся необходимыми для твоего правильного воспитания. Поэтому, если ты не сделаешь это самостоятельно, я тебя накормлю сама. Сколько можно плясать тут вокруг тебя? – Белла Петровна нависла над ним своими валиками, и розовые опарыши двигались между морщинками на губах.

Он набрал в ложку полупрозрачные тряпочки лука и даже поднес ко рту. «Гусеница» торжествующе смотрела на него глазками, сильно подведенными черными изогнутыми стрелками, но дальше продвинуться не смог. Торжество в мутных сероватых зрачочках сменилось злобой. Она подлетела к нему сзади, схватила за волосы, трясущейся от гнева рукой стала собирать в ложку лук, расплескивая, поднесла ему ко рту.