Рино дрых, причем сидя прямо на земле, в луже. Обхватил коленки руками, опустил на них голову, спрятав лицо от дождя, и уснул, мутант бесчувственный! Волосы торчком, ногти на ногах грязные, и вообще… Правда, сейчас ногти были не видны, но вечером они были грязнющие. «И как это чучело могло мне нравиться? – с досадой думала Маша. – Да с ним каши не сваришь, с острова не сбежишь! Утром заставлю его хрюкнуть, силой заставлю… Интересно, почему мой хрюк не сработал? Ой, а вдруг у Рино тоже страховка кончилась?.. Бр-р, как же тут мокро и мерзко!!!»

Небо быстро теряло черноту. Маша выжала подол сарафана, помассировала руки, ноги. Земля была холод-нющая. «Надо побегать, чтобы согреться!» – подумала Маша. Бегать по острым камешкам-ракушкам босиком оказалось совершенно невозможно. Тапочки раскисли и слетали с ног. Ботинки Рино стояли у спиленного дерева. Маша вылила воду из левого ботинка, примерила – кошмар! Во-первых, давит: нога у Рино еще не выросла, ну да, у парней-единичек и двоек лапы расти начинают поздно, годам к пятнадцати, это всем известно. Во-вторых, тяжело: ботинок и так почти что альпинистский, мощный, а тут еще и водой пропитался.

Мария нашла горизонтальный пятачок выступающей на поверхность скалы, относительно ровный, и занялась бегом на месте. И зарядкой. Это помогло.

В какой-то момент проснулся Рино, поднял голову:

– Ты уже зарядку?! Ну ты монстр! Не, я лично – спать!

– Я греюсь, чучело! – ответила Маша, но Рино ее не услышал, завалился на бок, подложив под щеку кулак, и опять вырубился.

Стало почти совсем светло. Солнце еще не выглянуло, но уже было видно, что на небе – ни облачка, и день опять обещает быть жарким. Маша поднялась наверх, умылась, сунув мордочку в кустики, – вчера они убедились в том, что на этом острове животных нет, а растений можно не опасаться. Ягоды на одном из кустиков разбухли, видимо от дождя, и увеличились вдвое. Маша осторожно сорвала одну и попробовала. Никакой горечи! Правда, и вкуса тоже никакого, но есть вроде можно. Маша проглотила вторую, потом третью, потом десятую.

«Надо Рино оставить, – подумала Маша. – Да-а? А он со мной бутером делился? Съем все!»

Но есть все было стремно. Вдруг эти ягоды все-таки ядовитые, только не сразу действуют? Маша сделала конвертик из крупного крепкого листа растущего неподалеку «лохматика» (так они с Рино окрестили одно из травянистых растений). Собрала в него десяток ягод и спустилась к Рино и даром загубленному дереву.

Показалось солнышко. Маша оставила ягоды возле все еще спящего товарища по несчастью и пошла вдоль берега, выбирая место посуше. Такое нашлось на противоположном берегу. Маша уселась на холодную землю, решила долго не сидеть, чтобы не простудиться, притулилась к коряге и уснула.

Сон ей приснился глупый, обрывочный. Сначала ей привиделось, что к их острову подплывает большая лодка чумовой странности: с треугольными парусами алого цвета. Из лодки выходит какой-то манерный придурок, больше похожий на девушку-гимнастку, чем на настоящего мужчину, и идет по пристани к ней и Рино, и Маша с ужасом понимает, что это представитель местной полиции, и сейчас их арестуют. Но тут манерный придурок сворачивает в сторону, раздается гул, и с неба спускается летающая тарелка. Из тарелки выходят уже сразу три придурка, еще больше похожие на гимнасток, в зеленоватых трико. И идут по лучу света к ней и Рино, и Маша с ужасом понимает, что это не настоящие киношные гуманоиды, а роботы, и они набирают детей для своего межгалактического зоопарка. Но тут гуманоидоподобные роботы сворачивают в сторону, и тарелка оказывается вовсе не тарелкой, а цирком, прямо почти таким, о котором Маша мечтала в детстве. Но вместо того, чтобы идти смотреть представление, а возможно, даже участвовать в нем, Маша с ужасом понимает, что…

Не важно, что она понимает, но она решительно разворачивается на сто восемьдесят градусов и бежит прочь, в сторону города, по набережной, по шумному проспекту, в подворотню, по каким-то улицам, и улицы все уже и извилистее, но ей совсем не страшно, а как-то даже наоборот. И жарко от бега, и это хорошо, что жарко, и хорошо, что никого нет.

– Фух! Ну и жарища!

– Так ты полдня продрыхла, смотри, солнце в зените! Ясно, что печет.

Маша зевнула.

– Хм… А сорочкой ты меня назло накрыл, чтобы я совсем запарилась?

– Чтобы не сгорела.

– A-а… Ну, тогда типа спасибо.

Маша встала, потянулась. Когда день, тут очень даже неплохо. Только есть хочется. И пить.

– Ты уже купался?

– Аж три раза. А еще завтракал, обедал и работал. – Ы?

– Ну, завтракал устрицами. Вот этими, угощайся. Их если пресной водой вымывать пару часов, можно лопать. А дождь всю ночь старался. Так что давай, налегай.

Маша взяла одного из открытых двустворчатых моллюсков и понюхала:

– Грибами пахнет. А вчера они тиной воняли, помнишь?

– Я ж говорю, дождь постарался.

Маша подцепила пальцем сомнительный завтрак, положила на ладонь и принялась изучать.

– А ты их давно ел?

– Часа три назад. Целую гору сожрал.

– И ничего?

– Как видишь.

Маша слизнула с ладони устрицу:

– Вкусно. Живем!

Она потянулась за следующей.

Вообще, если забыть, что они на этом дурацком острове скоро помрут, а забыть во время еды, когда голодный, можно о чем угодно, так вот, если забыть, то тут очень даже вполне себе супер! Еще позавчера они торчали в страшной секретной школе, в которой Варю Воронину убили, и других тоже или почти, а потом бежали, и была зима, и всякие жутики. А теперь – солнце, океан, пляж, деревья не кусаются, и парень, который ей симпатичен, рядом, и устриц вон на завтрак приготовил…

– Ням-ням… Жалко, что соуса никакого нет.

– Ой, забыл! Ты их с листьями попробуй! – Рино потянулся, взял лист, это оказался Машин кулечек-конвертик, из него высыпались ягоды. – Держи! Если понравится, я свежих принесу.

Маша нахмурилась.

– Ты что?

– Ничего! Я тебе ягодок нарвала, а ты их на пол… Могла бы, между прочим, все сама съесть!

Рино растерялся, поднял одну «с пола».

– Маш, ты их ела?

– Ну да. Они, как устрицы, после дождя стали совсем не горькие. И большие. Я решила тебя не будить, а сорвала листик, свернула кулечком и…

– Маша! – Вид у Рино был испуганный. – Ты их много съела? Их же нельзя! Они же ядовитые!

– С чего ты взял?

– Во сн… Не важно, допустим, читал.

– А вот не надо ничего допускать! Я их еще ночью ела, то есть на рассвете. Уже часов восемь прошло. Больше, чем у тебя после устриц.

– Так ведь… А… если… А если они через девять часов действовать начинают?