отстаивавших необходимость «согласованной политики европейских государств», т. е. неких форм интеграции послевоенной Европы, подозревали де Голля в нежелании по-настоящему добиваться этой цели[303]. Французская исследовательница В. Эйд справедливо отмечала, что де Голль замыслил новую Европу как «Европу государств» и точно уж не как «европейскую федерацию, в которой стираются особенности наций». По её утверждению, «в целом, официальные печатные органы «Свободной Франции» (лондонский Комитет и Комитеты свободных французов) не всегда высказывались в пользу идеи объединенной Европы и ограничения национальных суверенитетов. Это объясняется частично тем, что нацистская пропаганда присвоила себе тему восстановления Европы и нового европейского порядка… Свободные французы, для которых смысл жизни заключался в сопротивлении против Гитлера и Виши, с недоверием отнеслись к европейской идее, которая казалась им орудием на службе нацистской экспансии»[304].

Де Голль, не отрицая целесообразность и даже необходимость общеевропейского объединения, стремился поставить во главе него Французскую республику. В речи 18 марта 1944 г. в Алжире перед Консультативной Ассамблеей, он официально изложил свое видение будущего послевоенной Европы и формы ее организации[305]: «И тем не менее, Европа существует, осознавая свою значимость для человечества, уверенная в том, что сумеет устоять в океане выпавших на её долю бедствий и возродится ещё более умудрённой опытом своих испытаний, способной предпринять для мировой организации ту созидательную работу – материальную, интеллектуальную, моральную, проделать которую лучше неё не будет в состоянии никто, когда будет покончено с главной причиной её бед и расколов – неистовой мощью опруссаченного германизма. Именно тогда по велению Истории, Географии и здравого смысла Франция, её влияние, всё её величие приобретут превалирующее значение для Европы, которая будет искать для себя путей к восстановлению своих связей с миром. Продолжая вести вооружённую борьбу, правительство намерено в результате проводимой им политики всеми силами обеспечить Франции эту европейскую роль, которую она во имя всеобщей пользы призвана играть завтра. Однако для того, чтобы наш старый обновлённый континент смог найти равновесие, соответствующее условиям нашей эпохи, нам кажется, что должны быть сформированы некоторые объединения, конечно, без посягательств на чей-либо суверенитет. Что касается Франции, мы считаем, что некое «западное объединение», осуществлённое с нашим участием, главным образом на экономической основе, могло бы дать ряд преимуществ. Такое объединение, будучи дополнено Африкой, установив тесный контакт с Востоком и в особенности с арабскими государствами Ближнего Востока, законно стремящимися объединить свои интересы, – обладая в качестве основных артерий Рейном, Ла-Маншем и Средиземным морем, – по-видимому, мог бы стать основным мировым центром производства, обмена и безопасности».

В разговоре с П. Мендес – Франсом, комиссаром по делам финансов ФКНО, вскоре после своего выступления де Голль более откровенно рассказал о роли Франции в будущем европейском объединении: «Было видно, что он [де Голль – Н.Н.] долго думал об этом, и он одарил меня долгой речью о послевоенной Европе: «Ваши амбиции малы. Франция, Бельгия, Люксембург и Голландия вместе не обладают достаточным весом. К ним нужно добавить Италию, которая, конечно, избавится от режима Муссолини, и Испанию без франкизма»… Затем, очень быстро, он перешёл к основному, т. е. к Германии: «Не будет объединённого рейха, он будет расчленён… Ему никогда не вернут его арсенал: Рейнская область и Рур получат новый статус – гарант будущего. Известно, что репарации никогда не платят деньгами; их платят натурой; мы заставим людей Рура и Рейнской области работать под властью освобождённых стран, в течение одного поколения и больше… Рур и Рейнская область станут общим владением освобождённых западных стран: это будет Рейхсланд, как говорили немцы об Эльзасе и Лотарингии; чтобы сцементировать единство освобождённой Европы, хорошо бы ей предоставить какую-нибудь коллективную собственность. Той же цели служит общая армия. Единственная страна, у которой была и будет настоящая армия, – это Франция; Бельгия, Голландия дадут несколько батальонов, если им это доставит удовольствие. Затем мы принесём наш золотой запас (на тот момент второй в мире), нашу империю. Любой федерации нужен объединитель, и им может стать только Франция. Мы введём некоторые общие органы, ассамблеи и т. д. Но власть, лидерство – это Франция. И так мы сможем сопротивляться влиянию Америки и России»… Англия не являлась частью того единого целого, которое предполагалось сформировать. По сути он сохранил такое видение, хотя многие события не приняли предсказанного им оборота, и хотя Германия стала мощной реальностью. Де Голль не мыслил для себя Европы иначе, чем под властью Франции. Чтобы сопротивляться «англо-саксам», пусть Европа объединится и будет ведома страной, которая будет самой сильной. Поскольку Германия будет разбита и разделена, это – Франция»[306].

Речь де Голля 18 марта 1944 г. так или иначе освещается во всех работах по истории Франции и военного голлизма. Е.О.Обичкина отмечает антигерманскую направленность европейских планов генерала, который верил в способность Германии «быстро восстановить свой потенциал» и поэтому полагал необходимым «противопоставить ей западноевропейскую федерацию» с включением в неё помимо европейских стран – соседей Франции Рейнской области и Рура[307]. Американский биограф де Голля А.Л. Функ пишет о том, что, несмотря на его предложение коммунистам присоединиться к ФКНО весной 1944 г., генерал своим выступлением давал понять США и особенно Великобритании: «Он не переориентировал свою политику, не станет находиться под руководством Москвы и, напротив, усматривает возможность для формирования «западного блока» (эта инициатива была тонко рассчитана на то, чтобы заинтересовать британского премьер-министра)»[308]. При этом первоначально де Голль полагал, что создание западноевропейской федерации не помешает намеченному на конец 1944 г. заключению советско-французского договора. Французский историк П. Жербе называет речь де Голля 18 марта 1944 г. довольно пространный, носившей «очень общий характер». Но даже в таком – неопределённом – виде она вызвала протест советской стороны, которую председатель ФКНО намеревался использовать, чтобы «снивелировать то, что он называл распространяющимся господством англо-саксов»[309].

Вот почему, выступая на пресс-конференции 21 апреля, де Голль предложил «группировку западноевропейских стран с основными артериями Ла-Маншем, Средиземным морем и Рейном» включить в некую «международную организацию»[310]. Чтобы подготовить сближение с СССР и заключить с ним союзный договор, 7 мая 1944 г. в Тунисе де Голль недвусмысленно подчеркнул необходимость союза «с дорогой, могущественной Россией»[311]. 24 мая в беседе с советским послом А.Е Богомоловым Массигли доверительно сообщил: «Не стоит вопроса о том, чтобы задумывать европейскую организацию без участия СССР»[312].

Однако уже после открытия Второго фронта 6 июня 1944 г. Массигли по поручению де Голля в Алжире инициировал переговоры с британским министром-резидентом в Северной Африке Г.Макмилланом о необходимости создания западноевропейского блока[313]. В конце июля, находясь в Лондоне, Массигли пытался начать