Однако затем молодой проповедник сделал нечто необычное. Он сказал детям, что Эмили-Энн счастлива на небе и что нам всем надо радоваться вместе с ней. Он дал знак своим помощникам, которые скрылись в ризнице и вернулись с большими связками воздушных шариков.

– Эти шары наполнены гелием, – объяснил священник. – Поэтому они могут летать. Я хочу, чтобы каждый из вас взял один, и затем мы вместе с Эмили-Энн пойдем на улицу. Мы произнесем прощальную молитву и отпустим шары в небо. Эмили-Энн их заметит, и будет знать, что мы любим ее. – Он взглянул в торжественные маленькие лица. – Ну, как, вам нравится это предложение?

Все единодушно кивнули.

Проповедник встал, распутал веревки, вложил по одной в каждую маленькую ручку и повел детей вниз по ступенькам. Органист заиграл «Аве Мария» Шуберта.

Вперед выступили несколько человек, подняли гробик и понесли его к двери. По мере их продвижения к выходу церковные скамьи пустели – присутствующие присоединялись к процессии. Я незаметно пристроилась в конце.

Все вышли наружу, затем дети встали в круг, а взрослые обступили их. Миссис Туссен стояла за спинами дочерей, опираясь на руку певицы.

Я осталась на ступеньках. Хмурая пелена туч разошлась, небо заполнилось белыми облаками. Я смотрела, как шары стремительно поднимаются ввысь, и почувствовала такую сильную печаль, какую прежде никогда не испытывала.

Я помедлила несколько мгновений, а потом начала медленно спускаться, на ходу вытирая слезы с лица и вновь повторяя про себя клятву, данную в день смерти Эмили-Энн.

Я найду этих потерявших человеческое обличье ублюдков и посажу их туда, где им больше никогда не удастся убить ни одного ребенка. Не в моих силах вернуть к жизни девочку, но я подарю такое, пусть и небольшое, утешение ее матери.

Оставив Эмили-Энн в окружении тех, кто ее любит, я поехала на улицу Партенэ, полная решимости с головой погрузиться в работу.

В лаборатории следователи «Росомахи» уже могли назвать имена трупов, найденных в Сен-Базиле. Феликс Мартино, двадцати семи лет, и Роберт Гейтли, тридцати девяти лет, принадлежали к «Тарантулам», сейчас уже не существующей, но проявляющей кипучую деятельность группировке в Монреале в семидесятых – восьмидесятых годах. Гейтли являлся полноправным членом, Мартино считался кандидатом.

Вечером 24 августа 1987 года оба вышли из квартиры Гейтли, расположенной на улице Хошелага, и отправились на вечеринку. Подруга Гейтли не знала ни имени, ни адреса пригласившего их человека. Ни одного из мужчин больше никто не видел.

Я провела день над костными останками из найденного нами двойного захоронения, сортируя их в две кучки и определяя возраст, пол, расу и рост каждого тела. Форма черепа и таза подтвердила, что оба погибших – мужчины. Разница в возрасте и росте сделала задачу гораздо проще, чем в случае с братьями Вайланкурт.

Закончив с черепами и челюстями, я направила их к Марку Бержерону для дальнейшего одонтологического анализа. Ему не составит никакого труда выполнить свою работу, поскольку оба мужчины явно были частыми посетителями стоматологических кабинетов.

У того, что был повыше ростом, наблюдался хорошо заживший перелом ключицы. Я как раз фотографировала эту травму, когда Бержерон появился в моей лаборатории. Дело происходило в пятницу утром. Наш дантист – обладатель самой эксцентричной внешности, которую мне когда-либо доводилось видеть: растрепанные волосы, делающие его голову похожей на одуванчик, и телосложение долгоножки. Лицо без каких-либо признаков возраста. Никто в лаборатории не знает, сколько ему лет.

Бержерон подождал, пока я сделаю снимок, и лишь затем сообщил, что наши предположения о личностях погибших подтвердились.

– Как вам удалось получить данные так быстро?

– Благодаря двум очень эффективным дантистам. И к счастью для меня, погибшие тщательно следили за зубами. По крайней мере, Гейтли. Зубы у него были плохие, и он часто лечил их. Мартино оказался менее привередливым, но в его случае наблюдается ряд особенностей, которые также позволяют установить личность со стопроцентной уверенностью. Громила байкер разгуливал с четырьмя молочными зубами во рту. Довольно редкий случай для человека его возраста.

Я потушила свет на подставке для образцов.

– Вы уже приступили к работе над третьей жертвой? – поинтересовался Бержерон.

– Еще нет, но сейчас займусь. Мы можем взглянуть?

Я все утро собиралась осмотреть третий комплект костей, и приход Бержерона оказался весьма кстати.

– Как пожелаете.

Я вернула ключицу к останкам, лежащим слева от моего рабочего стола.

– Кто из них кто? – спросила я, показав на кости.

Бержерон подошел к столу, измерил затылочные кости, затем сверился с цифрами, записанными на небольших карточках, которые я расставила рядом со скелетами, и добавил к каждому скелету череп. Взмахом костлявой руки указал на погибшего с поврежденной ключицей.

– Месье Мартино. – Затем жест в сторону джентльмена справа от себя. – А также мистер Гейтли.

– У Гейтли родной язык – английский?

– Вероятнее всего, поскольку его стоматолог ни слова не знает по-французски.

– Редкое явление в среде канадских байкеров.

– У них все франкоязычные, насколько мне известно, – согласился Бержерон.

– Вы сообщите новости Куикуотеру и Клоделю?

– Уже позвонил.

Я направилась к стеллажам для хранения образцов и вытащила коробку с останками третьей жертвы, найденной нами в Сен-Базиле, Они были покрыты слоем грязи, поэтому я поставила в раковину сито, поместила туда кости и направила на них струю теплой воды.

Длинные кости легко отмылись, так что я вынула их и положила стекать, а затем принялась счищать щеткой землю с внешней поверхности черепа. Весил он порядочно, поэтому я поняла, что внутричерепная полость основательно забилась. Очистив переднюю часть, я перевернула череп и подставила под воду его основание. Потом вернулась к своему письменному столу и начала заполнять формуляр идентификации.

Закончив, я снова направилась к раковине. Там стоял Бержерон, держал череп в руках и поворачивал его то анфас, то в профиль. Он долго всматривался в черты и вдруг изумленно протянул:

– Ох ты, блин!..

Бержерон передал череп мне, я начала осматривать его со всех сторон и вдруг до меня дошло.

– Ох ты, блин!

Гладкие лоб и затылок, хрупкие скуловые кости и небольшого размера сосцевидные отростки свидетельствовали о том, что холостяк под номером три, несомненно, принадлежал к моему собственному полу.

Я схватила циркуль и измерила одну из костей, лежащих на сливной полке раковины. Головка бедра представляет собой шаровидную структуру, входящую в углубление таза. Все вместе образует тазобедренный сустав. Его диаметр у третьей жертвы составлял всего лишь тридцать девять миллиметров. Таким образом, погибшую, бесспорно, следовало считать женщиной, а не мужчиной.