следовало, так как в Ленинграде они не принимали участие в приеме. Таким образом, был дан повод для справедливых упреков со стороны ленинградских консулов. «Совершенно излишним представлялось иметь этих враждебных наблюдателей за завтраком, который прошел не слишком организованно» [128].

На «Полуяне» (пароходе, на котором падишах покинул Кавказ) выяснилось, что не хватает комплектов белья и подушек, притом что на прием были израсходованы значительные средства.

Видимо, не хватило средств и на ремонт сходен: в Батуме, выходя из катера на берег, королева едва не провалилась, и ее выносил в своих объятиях один из сотрудников Закавказского ЦИК. На «Полуяне» падишах и свита находились в отличном настроении: гуляли по палубе, музицировали. Падишах даже попытался танцевать со своей супругой. Служба протокола создавала для Амануллы-хана максимально комфортные условия на протяжении всего путешествия. Однажды, когда Аманулла-хан фотографировал волны, в фокус попал один из сопровождавших корабль миноносцев. Падишах заметил, обращаясь к Флоринскому: «Вы не мешаете мне снимать».

Персия

Флоринский был приглашен продолжать путешествие с падишахом в Тегеран, Москва одобрила это предложение [129].

Пристань в Пехлеви и прилегающий бульвар пестро украшены флагами, фонариками, цветами. Почетный караул в «зеленых, несколько опереточных мундирах». На пароходе выстроена советская охрана во главе с Фокиным и Рыбкиным на берегу, у сходни также находились наши охранники с саблями наголо. «Т. Фокин отлично проводит эту церемонию, просто, но внушительно. Молодцы его ребята. Полный контраст с персидской бутафорией», – вспоминал Флоринский [130].

Падишах сошел на берег в сопровождении своей семьи и свиты, турецкого посла и прикомандированных из РФ. На королеве и принцессах были шляпки с легкими вуалетками. Из персидских дам никто не принимал участие в официальной встрече. После обхода почетного караула падишах с семьей отправляется на остров, на котором находится дом для падишаха. Флоринский обращает внимание на большое число военных в опереточных красных и голубых мундирах, являющихся слабым воспроизведением Наполеоновской эпохи.

Обер-церемониймейстер знакомит Флоринского с программой. Вечером должен состояться обед, на который приглашены прикомандированные к падишаху с советской стороны и командный состав эсминцев. Для краснофлотцев обед будет дан отдельно. Первоначально гостям сообщили, что они должны быть на обеде во фраках, за три часа до приема поступило новое решение – согласно воле падишаха все должны быть в пиджаках.

Далее Флоринскому сообщают, что, исходя из норм протокола, министр двора просит советских представителей выехать в Тегеран отдельно от падишаха и немного раньше его. Флоринский задает вопрос о том, стоит ли вообще советским представителям ехать в Тегеран. На это ему отвечают, что посещение Тегерана гостями из СССР весьма желательно, так же как участие во всех приемах, которые будут в столице в честь падишаха. После того как Флоринский поделился с коллегами этой информацией, высказывались мнения, что предложение об отдельном путешествии в Тегеран вызвано нежеланием персидской стороны портить отношения с Англией, принимая во внимание заключенные с ней соглашения. Советская делегация пребывает во дворец к 20 часам, но никаких признаков начала обеда не наблюдается [131]. Флоринский добивается встречи с министром двора, в беседе с которым заявляет, что если «наше присутствие вызывает протокольные затруднения в пути, но нет гарантий, что таковые не возникнут в Тегеране, хотя эти протокольные тонкости мне не совсем понятны, ибо 2 персидских дипломата путешествовали в нашем поезде с падишахом по всей территории Кавказа <…>». Далее Флоринский заявляет, что советская сторона не склонна создавать ни политические, ни протокольные проблемы дружественному персидскому правительству и поэтому предпочитает отказаться от поездки в Тегеран [132].

В ответ на это министр двора заявил, что никаких политических соображений, препятствующих поездке, нет: «Мы достаточно теперь сильны, чтобы принимать своих друзей, не считаясь с тем, приятно это или нет некоторым другим державам – я понимаю, что Вы имеете в виду Англию» [133]. Предложение ехать отдельно вызвано, по словам министра, только протокольными соображениями. Кроме того, «мы не хотели бы, чтобы создавалось впечатление, что Вы приехали в нашу столицу исключительно ради падишаха, а не для нас самих». Далее министр двора попросил советских представителей погостить в Тегеране подольше и остаться там и после отъезда падишаха. «Ваш отказ от поездки в Тегеран я буду рассматривать как личное оскорбление и должен вам пригрозить разрывом дипломатических отношений», – шутливо закончил он. В результате было принято решение, что советские прикомандированные явятся проводить падишаха в момент его отъезда из Пехлеви, затем самостоятельно (министр двора обещал предоставить автомобиль) отправятся в Тегеран, где примут участие во встрече.

Между тем время приближалось к 10 часам, но признаков начала обеда не было. Сконфуженный министр двора пригласил гостей в столовую. Аманулла-хан не вышел к обеду, он предпочел обедать в своих покоях с семьей. Есть основания полагать, что такое поведение падишаха вызвано тем, что от церемонии отстранялась королева [134]. Несмотря на отсутствие падишаха, обед состоялся (распределения мест не было). В присутствии афганских министров министр двора был подчеркнуто любезен с Флоринским, выражал надежду, что тот подольше погостит в Тегеране и они сыграют в его любимый бридж. При этом постоянно подчеркивалось, что советские представители едут в Тегеран не только ради падишаха (говорилось это громко, чтобы слышали афганские министры). Обед прошел «сумбурно, без всякого подъема. Выступали певички шантанного типа. Никаких речей не было. Странный был обед», – вспоминал Флоринский [135].

На следующий день, прощаясь с падишахом, Флоринский от имени своих коллег пожелал ему и королеве счастливого пути. Аманулла-хан выразил удивление и легкое недовольство, узнав, что по просьбе персидских друзей советская делегация самостоятельно направляется в Тегеран. Последующие дни пребывания падишаха в Тегеране были ознаменованы, в том числе, столкновением правил европейского протокола и этикета с восточными традициями. И если в предыдущих поездках падишах пытался проводить свою линию в этом вопросе, то есть демонстрировал приверженность европейским нормам поведения, то в Тегеране он был вынужден следовать традициям Востока.

9 июля падишах торжественно въезжал в Тегеран без супруги: ее встречала шахиня, и они въехали в город на полчаса раньше, но днем падишах демонстративно ездил с женой по городу. Во время одной из прогулок он купил в лавочке персидские туфли, что дало повод для враждебной против него кампании со стороны части общества: «Какой это падишах, если сам себе покупает туфли» [136]. Таким образом, отстаивая свои принципы, падишах настраивал против себя и в конечном итоге против своего государства ту часть населения восточных стран, для которых монарх должен «непременно находиться в ореоле величия и быть недостигаем для подданных» [137], – заявил в беседе с Флоринским в Военном министерстве начальник штаба Д.Д.