Открыл кран, прополоскал рот и отплевался.

Вчера он немного выпил, но такого явно не заслужил.

Мортон закрыл воду и выпрямился. Спину ломило. Протерев кулаками глаза, он посмотрел на себя в зеркало – глаза набухли и покраснели, а волосы напоминали прическу из музыкального видео 80-х.

Он провел рукой по появившейся на щеках щетине.

Что-то с его лицом было не так. После пьянки и бессонной ночи справедливо было бы ожидать увидеть распухшую физиономию и заплывшие глаза. Но сегодня утром он совсем не выглядел обрюзгшим. Его лицо сейчас было тоньше, чем за все последние годы. Оно стало практически костлявым.

Грант прошел через кухню и холл к прихожей.

Отпер дверь и вышел на крыльцо.

Непрекращавшееся давление в ушах увеличилось.

Дождь прекратился, и в воздухе пахло мокрым асфальтом. Небо не очистилось, но облака были достаточно легкими, чтобы лучи солнца ослепили его. Пятница оказалась неожиданно теплой для декабря, и люди наверняка сейчас направляются в зеленые оазисы с тем чувством внутреннего удовлетворения, которое доступно только жителям городов с дождливым климатом, способным наслаждаться такой погодой.

Мимо пробежала женщина, толкая перед собой детскую коляску.

Улица наполнилась шумом транспорта.

С живой изгороди капала дождевая вода.

Порывы ветра донесли до детектива аромат далекой кофейни.

Грант посмотрел на часы. Было позже, чем он думал. Они проспали практически до полудня.

У него были грязные ногти, и он знал, что это за грязь.

Кровь Дона.

От отчаяния и боли, сжавшей ему сердце, Мортон чуть не упал на колени.

С переднего крыльца дома открывался панорамный вид на город – перед ним раскинулось озеро Юнион, серую поверхность которого расцвечивал целый флот яхт и каяков. Горная гряда была все еще затянута облаками. Дальше, на северном берегу озера, громоздились громады конструкций парка Гас Веркс, нависавшие над свежей, омытой дождем травой. Все это напоминало линию горизонта из романа в стиле стим-панк[17]. На таком расстоянии Грант не видел людей, но он мог легко представить себе, как они расстилают одеяла для пикника и как дети забираются на холм с воздушными змеями на натянутых бечевках за спиной.

Он глубоко вздохнул.

И спустился на одну ступеньку.

Затем еще на одну.

Как будто он вот так, запросто, мог окунуться в этот день.

Тупая, но безболезненная пульсация позади глазных яблок немного усилилась, и теперь ему казалось, что кто-то катает глазной нерв между мясистыми пальцами.

Еще на две ступеньки.

Мясистые пальцы превратились в острые иглы.

В животе появился комок расплавленного железа, и боль заставила его согнуться пополам. Грант схватился за живот и попытался подняться назад, на крыльцо.

К тому моменту, когда он оказался на площадке, в отчаянии протягивая руки к двери, боль стала стихать.

Полицейский, спотыкаясь, вернулся в сумрак дома.

Сестра сидела на матрасе в гостиной, подтянув колени к груди.

– И как далеко ты ушел?

– Спустился до предпоследней ступеньки.

Грант добрался до дивана и свалился на него.

– Уже блевал? – поинтересовалась его сестра. – Теперь мое утро всегда начинается с этого.

– Первым делом.

– Это не похмелье.

– Знаю.

– И дальше будет только хуже.

– Ты так пытаешься мне помочь?

– Прости.

– На улице теплее, чем в доме.

– Мне кажется, дело в температуре твоего тела, а не в доме. Тебя знобит?

Мортон не выделял озноб среди остального списка симптомов, но его действительно лихорадило.

– Ну да. Я разожгу огонь.

– Дрова закончились.

– Но мебель-то нет. – Мужчина сел и натянул одеяло на плечи. – Что происходит в этом доме, Пейдж?

– Не знаю.

– И никаких идей?

– Никаких.

– А с тобой недавно не случалось ничего странного, о чем ты забыла мне рассказать?

– Например?

– Ну… Например, ты не оскверняла никаких священных индейских захоронений, а?

– Только не в последнее время.

– И не имела никаких дел с джентльменом в красной пиджачной паре с садовым инвентарем в руках?[18]

Пейдж улыбнулась.

– Что еще? – задумался Грант.

– Не знаю. Но это совсем не хеллоуинское шоу.

– Но ты живешь с этим вот уже месяц.

– Я помню.

– И что же это, на твой взгляд?

Пейдж покачала головой.

– Что бы ты ни сказала, я не буду судить тебя слишком строго.

– Помнишь, как мы ходили в церковь с мамой и папой?

– Смутно.

– А помнишь, что речь там вечно шла только о сатане и демонах?

– Единственное, что я запомнил.

– Я тоже, и стала атеисткой. А когда мы прекратили ходить туда после смерти Ма, я никак не могла выкинуть все это из головы.

– Помню твои ночные кошмары.

– Вот именно. Они были просто ужасными. Мне снилось, что демон, которого я никогда не могла увидеть, крадется по холлу к нашей спальне. Я знала, что он вот-вот войдет, но не могла пошевелиться. У меня ноги отказывали. А его тень – боже правый, у меня и сейчас мурашки по телу бегут! – останавливалась в дверном проеме у меня за спиной. Я чувствовала, как она там стоит, но каждый раз, когда я пыталась сесть и обернуться, я просыпалась.

– Довольно обычный ночной кошмар.

– Но последние четыре недели я чувствую себя точно так же. Тот же самый страх – страх, что ты в доме одна, и в то же время понимание, что не одна.

– И неспособность хоть что-то сделать с этим. Даже уйти…

– Точно. Ощущение безнадежности и стесненности.

– То есть ты считаешь, что это как-то связано с демонами?

– Не знаю. Я говорю только, что это похоже на тот страх, который я испытывала раньше.

– Обращалась к кому-то за помощью?

– Ты о чем?

– К какому-нибудь специалисту?