– А я тебе и сейчас скажу: приедет куча чиновников и устроят расследование на твоем хуторе. И не на день приедут – недели две у тебя тут проведут…

– Избавь, Господи! – испуганно закрестился Еремей.

– Не надейся. И тебе всю ораву поить-кормить придется. Еще и поп местный на твой двор может не совсем благостно посмотреть…

Кажется, проняло. Прикинул землепашец ближайшие перспективы. Невеселые, надо сказать…

– Что же делать, барин?! – казалось, что из глаз мужика, слезы брызнут, будто у клоуна в цирке.

– Ладно. Я про эту колесницу никому рассказывать не стану…

– Век Бога за тебя молить буду, ваше благородие! – снова бухнулся на колени хуторянин.

– Да подожди ты! Но ты ее закопаешь. Лучше прямо здесь, не вывозя из-под крыши, понял?

– А можно ее все-таки со двора увезти? – не хочет дьявольскую штуковину рядом держать. Уже хорошо.

– Можно. Но только так, чтобы никто не видел, а то тебе же хуже будет. И не вздумай хоть какую-нибудь мелочь себе в хозяйство прикарманить, понял?

– Боже упаси! – испуганно заморгал крестьянин. – Чтоб у меня руки отсохли!

– Смотри! Сам себя ведь обманешь, если что. Ладно, нам пора. Заеду как-нибудь проверить…

Ну что же, остается надеяться, что не соврал пейзанин, побоится шкурничать. Конечно, мне мысли об этом «опельке» долго еще жизнь отравлять будут, но не палить же, в самом деле, хутор ради конспирации…

В усадьбу вернулись еще засветло. Подполковник выслушал мой рассказ о событиях достаточно благожелательно, неприятных вопросов не задавал, и вроде можно было вздохнуть с облегчением.

Доктор Бородкин был у себя дома и приветливо встретил званого гостя, то есть меня. И немедленно, по русской традиции, попытался накормить. Еле удалось убедить славного и гостеприимного хозяина дома, что я только что после завтрака и есть совершенно неспособен. Чтобы не обидеть Филиппа Степановича, пришлось пообещать разделить с ним полуденную трапезу, а пока удовлетворить его провинциальное любопытство за бокалом белого сухого вина (ох и сопьюсь я в этом времени).

Доктор до удивления был похож на своего коллегу из «Формулы любви», мастерски сыгранного Леонидом Броневым. Я про внешность, конечно. Никаких хохмочек в стиле того деревенского врача из знаменитой комедии мой новый знакомый не отпускал. Но внешне был похож очень: невысокий, коренастый, лысоватый, ну чисто «папаша Мюллер», как ассоциировался Броневой у большинства людей моего поколения.

Потягивая вино, я на протяжении часа впаривал этому добрейшему человеку всякую ерундовину о своей «жизни в Америке». Рассказывал в первую очередь, естественно, про тамошних змей, про травы и деревья, про образ жизни колонистов. Вроде бы нигде не прокололся. Ну и закинул удочку: рассказал, что с детства занимался в аптеке нашего поселка химией. Клюнул сразу! Мой гостеприимный хозяин просто расцвел на глазах:

– Вадим Федорович! А не желаете осмотреть мою лабораторию?

– С огромным удовольствием! – изобразил я удивленное восхищение. – А у вас и лаборатория имеется?

– Разумеется, разумеется, – засуетился доктор, – мне ведь самому и аптекарем быть приходится в этой глуши. Да и скука зачастую такая, что, только естествознанием занимаясь, себя от полного отупения спасти можно. Прошу, прошу…

А я зря беспокоился. «Стекло» в лаборатории сельского доктора-аптекаря было вполне на уровне. Очень даже неплохая посуда. В общем, одна проблема отпала: я до этого жутко беспокоился на предмет глиняных горшков, в которых придется проводить эксперименты и подыскивать пропорции для своих ништяков.

– Да у вас просто шикарная лаборатория, Филипп Степанович! – Я щедро сыпал комплиментами. – Никакого сравнения с той, в которой я работал в Орегоне. Какая аппаратура! Какая посуда! Примите мое восхищение! Только настоящий ученый мог такое организовать!

Славный доктор просто растворился в потоке лести, который я на него обрушил.

– Да полноте, Вадим Федорович, простая деревенская лаборатория.

– Ну да! Простая! Я себе представляю, в какую сумму вам все это обошлось!

– Так не все сразу куплено. Годами, понемножку. – Щеки доктора слегка заалели, но было видно, что мое восхищение доставило ему несомненное удовольствие.

Я продолжил осмотр экспозиции: микроскоп имеется, и это радует, печь – тоже здорово, реактивов на полках немерено, но на этикетках латынь – формулы еще не скоро придумают, хотя вроде бы Дальтон уже к этому времени свои кружочки предлагал использовать. Ладно, разберемся.

– Филипп Степанович, – перешел я потихоньку к главному, – не хотите полюбопытствовать на металл, который я вывез из Китая? Уверен, что вы такого не видели.

– С удовольствием! – у моего собеседника заискрились глаза.

Я вытащил из кармана прихваченную с собой алюминиевую ложку и протянул Бородкину. Тот, конечно, не преминул взять и внимательно рассмотреть предмет.

– Действительно, удивительный металл: не серебро, не олово – слишком легкий.

– Самый легкий из встречавшихся мне. И очень мягкий, почти как свинец. Можете, кстати, попробовать согнуть ложку. Смелее.

Алюминий, разумеется, легко поддался даже небольшому усилию рук доктора, а я, развивая успех от демонстрации, продолжил:

– Но самое удивительное: я обнаружил, что этот металл растворяется не только в кислотах, но и в щелочах. Причем весьма активно. У вас, вероятно, имеется щелочь? Убедитесь.

Не выпуская ложки из рук, Филипп Степанович проворно подошел к полке, набулькал раствора в стакан и, опустив в него ложку, жадно смотрел на результаты. Все произошло, как и ожидалось: сначала на поверхности металла появились редкие пузырьки, потом их тонкие струйки стали весело подниматься к поверхности раствора, а через минуту в стакане уже бурлило.

Пожалуй, хватит уже… Он мне так всю ложку ухайдакает. Хотя понять его можно: решил, хитрец, побольше нового металла растворить, чтобы потом его соединения исследовать. Понимает, что раствор я с собой не заберу.

– Филипп Степанович, я вам собираюсь кусочек этой ложки оставить, если вам интересно. У меня еще немало данного металла. Хотите?

Если бы я подарил доктору золотой слиток размером с кулак, вряд ли он пришел бы в больший восторг.

– Вадим Федорович! Вы не шутите? Вы в самом деле согласны оставить мне для исследований кусочек ложки?

– Можете не сомневаться.

– Буду перед вами в неоплатном долгу. Просите что угодно – все, что в моих силах, к вашим услугам.

Вот опять появилась возможность разжиться деньгами, и опять воспользоваться ею никак нельзя. Подарок должен быть подарком. Даже если за него заплачена самая ничтожная сумма, он таковым быть перестает. Увы. Психология-с.