— Ну конечно же, непременно! — сказал он смущенно, браня себя за то, что сам не догадался — ей будет легче под покровом тьмы.

Он протянул руку к свече на ночном столике и загасил ее пальцами. Она почувствовала, как он повернулся к ней в темноте и невыносимо медленно принялся изучать ее тело.

В точно рассчитанный момент она издала как бы невольный вскрик боли и облегчения, надеясь, что отсутствие крови не выдаст ее. Но, судя по тому, с какой нежной заботливостью он с ней обращался потом, у него не возникло никаких подозрений, и она осталась довольна: роль сыграна хорошо. Поскольку ей пришлось подавлять свои естественные порывы, случившееся не доставило ей такого удовольствия, как она ожидала, но впереди оставалось еще много возможностей, и вскоре она собиралась проявить себя в полную силу. Для него же это будет приятной неожиданностью.

Положив голову на плечо Андерса, она уже подумывала о том, чтобы осторожно подтолкнуть его ко второй попытке, но все же решила с этим подождать. Пока ей следует довольствоваться тем, что она хорошо разыграла спектакль и добилась от парня всего, чего хотела. Теперь главным было получить как можно более высокие дивиденды за потраченное на него время. Если она правильно распорядится своими картами, то зимой может рассчитывать на весьма приятное времяпрепровождение.

Моника продвигалась по проходу между стеллажами, толкая перед собой тележку с книгами, которые надо было расставить по полкам. Всю жизнь она обожала книги, и, проскучав дома первый год после выхода Кая на пенсию, с радостью ухватилась за предложенную должность в библиотеке на условиях неполного рабочего дня. Кай считал, что только сумасшедшему взбредет в голову наниматься куда-то, если не нужно зарабатывать на жизнь. Она подозревала, что он воспринимает ее работу в библиотеке как удар по своему престижу, но ей слишком нравилось это занятие, чтобы обращать внимание на недовольство мужа. Библиотечный коллектив жил очень дружно, а ей требовалось человеческое общество, чтобы придать своей жизни смысл. Кай с каждым годом делался все сварливее и все больше брюзжал, а Моргану она стала совсем не нужна. Внуков не ожидалось, Моника и не надеялась. Даже в этой радости ей было отказано, и она мучительно ревновала, когда другие сотрудницы рассказывали на работе о своих внуках. Глядя, как светятся у них глаза, Моника чувствовала, как у нее внутри все сжимается от зависти. Не то чтобы она не любила Моргана — она любила его, хотя любовь к нему давалась очень нелегко. Она верила, что и он ее любит, только не умеет это выразить. Может быть, он даже не понимал, что чувство, которое он испытывает, и есть любовь.

Прошел не один год, прежде чем они с Каем поняли, что с их ребенком что-то неладно. Вернее сказать, они знали, что с ним что-то не так, но в пределах своего кругозора не могли определить суть проблемы. Морган не отставал в развитии, напротив, в интеллектуальном отношении был очень развит для своего возраста. Она не замечала в нем признаков аутизма: он не уходил в свою скорлупу и ничего не имел против физического прикосновения, а значит, аутизмом не страдал — Моника прочитала немало книг на эту тему. Морган пошел в школу задолго до того, как СДВГ и НВМВ сделались расхожими понятиями, поэтому об их симптомах она даже не задумывалась. И все же она видела: с мальчиком что-то не в порядке. Он вел себя странно и не поддавался воспитанию. Казалось, он просто не воспринимал тех незримых сигналов, на которых основана человеческая коммуникация, а правила, регулирующие социальное поведение людей, были для него китайской грамотой. Он то и дело совершал ошибочные поступки и говорил что-нибудь не то. Моника знала, что люди шепчутся у нее за спиной, Кай же считал, что это она плохо воспитывала сына и слишком многое ему позволяла. Между тем даже движения Моргана были какими-то резкими и неуклюжими, по его вине в доме постоянно происходили мелкие и крупные аварии, причем не всегда это случалось нечаянно, иногда он делал так нарочно. Больше всего ее беспокоило, что ему невозможно было объяснить разницу между правильным и неправильным поведением. Чего только они не перепробовали, чтобы воздействовать на него: наказания, подкуп, угрозы и обещания — словом, все средства, к которым прибегают родители, стараясь пробудить в детях совесть. Ничего на него не действовало. Морган иногда делал ужасные вещи, а попавшись на проступке, не выказывал ни малейшего раскаяния.

Но однажды, пятнадцать лет тому назад, им неожиданно повезло. Один из многих врачей, у которых им довелось побывать, оказался человеком, безгранично увлеченным своей профессией. Он внимательно следил за всеми публикациями по новейшим исследованиям. Однажды он сообщил, что наткнулся на термин, который очень точно подходит Моргану: синдром Аспергера. Это такая форма аутизма, при которой у пациента наблюдается нормальный и даже повышенный уровень интеллектуального развития. Услышав в первый раз это название, Моника почувствовала, будто с нее сняли тяжкий груз многолетних переживаний. Мысленно она без конца повторяла это слово, точно стараясь распробовать его вкус: синдром Аспергера. Значит, это не было пустой фантазией, они ни в чем не виноваты, дело не в плохом воспитании. Значит, она не ошиблась, думая, что Моргану трудно, а может быть, и вообще невозможно понимать те знаки, которые облегчают людям обыденное общение: язык жестов и мимики, то, что подразумевается, хотя и не высказывается словами. Ничего из этого мозг Моргана не фиксировал. Впервые они получили возможность чем-то ему помочь. Вернее, кто-то из них… Ведь Кая, честно говоря, не слишком волновали дела Моргана — с тех самых пор, как однажды он холодно заявил, что окончательно разочаровался в сыне. С этого дня Морган стал целиком и полностью мальчиком Моники. Она в одиночестве перечитала все, что только можно было найти о синдроме Аспергера, и ввела в употребление простые приспособления, призванные помочь сыну в повседневной жизни. Это были небольшие карточки, на которых описывались разные несложные сценарии и содержались указания, как себя вести в соответствующем случае, и ролевые игры, при помощи которых она тренировала сына, как нужно поступать в тех или иных условиях, стараясь по возможности рационально объяснить ему то, чего он не мог понять интуитивно. Разговаривая с Морганом, она старалась очень точно выражать свои мысли, очистив речь от всех сравнений, гипербол и образных выражений, которые придают форму и цвет нашему языку. Все это ей в значительной степени удалось. Кое-каким функциональным навыкам, необходимым для жизни, он научился, хотя по-прежнему предпочитал быть сам по себе. Наедине со своими любимыми компьютерами.

Вот почему Лилиан Флорин удалось превратить то, что первоначально было легким раздражением, в настоящую ненависть. Все остальное Моника бы как-то пережила. Она могла бы не обращать внимания на нарушение строительного законодательства и вторжение на их участок, игнорировать всякие там угрозы. Глядя на Кая, она видела, что он с головой ушел в эту распрю и порой получает от нее наслаждение. Однако постоянные нападки Лилиан на Моргана пробудили в ней тигрицу. Казалось, что соседка, как, впрочем, и многие другие, чувствовала себя вправе выступать против него только потому, что он отличался от других людей. Не приведи боже выделяться чем-то среди остальных! Многим не давало покоя уже то, что он все еще жил у родителей, хотя и не в одном с ними доме, но все-таки на том же участке. Некоторые обвинения, которые высказывала Лилиан, доводили Монику до белого каления. При одной мысли о них у нее темнело в глазах. Она уже не раз пожалела о том, что они переехали во Фьельбаку. Несколько раз она пыталась заговаривать об этом с Каем, но понимала, что все разговоры тут бесполезны. Он был упрям как бык.