Триста пятьдесят долларов были солидной суммой, приличным месячным заработком в то время. Миллер и Грин взяли себе около 230 долларов, затем запаковали оставшиеся деньги и другие личные вещи О’Брайена в стандартный офисный конверт (по сути, конверт для доказательств, который также служит бланком, подтверждающим, что у вещей есть постоянное место хранения). Грин, Миллер и Кингстон договорились повесить кражу на Маграта. В конце концов, трое дадут показания против одного. Что могло пойти не так?

Несколько дней спустя племянник О’Брайена, полицейский, отправился в морг, чтобы идентифицировать тело и забрать личные вещи дяди. Он вскоре заметил несоответствие между суммой денег в конверте и суммой, которую, по словам гробовщика, нашли в одежде. Узнав, что деньги пропали, Маграт вызвал полицию и передал дело районному прокурору.

По удивительному совпадению губернатор Дэвид Уэлш в то же время начал получать письма с жалобами на шокирующие происшествия в морге: кражи у мертвых, изуродованные трупы и прочие кошмары. Уэлш объявил, что не станет переназначать Маграта или называть ему замену, пока эти проблемы пятнают репутацию офиса судмедэксперта[122].

Пятнадцать полицейских репортеров, представлявших все бостонские газеты, уговаривали Уэлша заново назначить Маграта. Собравшись вместе по собственной воле, журналисты заявили губернатору, что действуют из соображений долга и уверены, что отказ от назначения Маграта нанесет серьезный вред интересам жителей Массачусетса.

В январе 1914 года, когда срок работы Маграта истек, пост судмедэксперта оказался в подвешенном состоянии. Официально больше не работавший Маграт решил по-прежнему выполнять обязанности криминалиста, пока его не назначат снова или не заменят.

Интересы Маграта в деле Бримфилда представлял Пеллетье, районный прокурор. Свидетельствуя в собственную защиту, Маграт заявил, что вскрытие было совершено им в соответствии со стандартной процедурой и ничем не отличалось от других. Он настаивал, что расследование проводилось в соответствии с письменным распоряжением окружного прокурора и в соответствии с законом.

Как объяснил судмедэксперт, исследование мозга потребовалось, чтобы определить, была ли смерть Бримфилда связана с какой-либо травмой, случившейся недавно или в прошлом. Пациенты психиатрических клиник нередко падали, что приводило к травмам головы, а иногда их избивали другие пациенты. Мозг был сохранен и, как принято в таких случаях, извлечен для фиксации тканей и исследования их под микроскопом.

Да, сказал Маграт, мистер Бримфилд умер по естественным причинам. Но об этом нельзя было узнать без вскрытия. В своей заключительной речи Пеллетье заявил присяжным: если Маграт виновен, то и он тоже, потому что судебный эксперт работал по его указанию. Присяжные вынесли вердикт в пользу Маграта[123].

Несколько недель спустя был раскрыт заговор Грина, Миллера и Кингстона, а выдвинутое ими обвинение в адрес Маграта ударило по ним самим[124].

Как выяснилось, 17 июля, в день смерти О’Брайена и пропажи денег, у Маграта было алиби. Он ходил на бейсбольный матч в Гарварде (сидел в первом ряду, чтобы можно было быстро уйти в случае необходимости), а после матча, по пути в морг, заметил большой пожар в Восточном Бостоне. Маграт отправился на место происшествия на случай, если кто-то погиб и потребуется судмедэксперт. Позже он пошел на ужин с выпускниками Гарварда и только в три утра оказался в морге.

Когда Маграт прибыл, чтобы обследовать труп О’Брайена, оказалось, что тело уже обыскали и все вещи погибшего запечатаны в конверт. Это было нарушением правил, что отметили другие свидетели, включая секретаря Маграта. По правилам тела нельзя было обыскивать, если Маграт не отдавал соответствующего распоряжения. Криминалист всегда сначала сам осматривал покойных до того, как проверять ценности и имущество, чтобы ни в коем не случае не повредить тело и убедиться, что все личные вещи учтены.

Грину пришлось признаться, что он внес данные в книгу записей, обыскал тело и запечатал конверт с вещами до появления Маграта в морге. Значит, судмедэксперт никак не мог украсть деньги. Последним человеком, который прикасался к деньгам покойного, был сам Грин. Он сам подписал себе приговор.

Грин, Миллер и Кингстон были арестованы по обвинению в сговоре и незаконном изъятии имущества. Их приговорили к 15 месяцам лишения свободы. Губернатор Уэлш назначил Маграта на следующий семилетний срок в должности судмедэксперта округа Суффолк[125].

Год спустя Маграта попросили помочь Нью-Йорку реформировать печально известную коронерскую систему города, которая была безнадежно коррумпирована, вредила общественному здравоохранению и препятствовала и административному, и уголовному правосудию.

Коронеры Нью-Йорка были худшими из худших. «Коронер не медик и, таким образом, не обладает нужными навыками, чтобы устанавливать причины смерти, — отмечали в New York Globe в 1914 году. — Он не юрист и потому не знает ни как собирать доказательства, ни как опрашивать свидетелей, он не имеет опыта в уголовном расследовании и больше вредит, чем помогает в поиске улик»[126].

Реформу коронерской системы Нью-Йорка подстегнуло внезапное падение и смерть пожилого гражданина из Ассоциации долгожителей, одного из эксклюзивных клубов Манхэттена[127]. Пусть даже смерть явно произошла по естественным причинам, коронер отказался подписывать свидетельство о смерти, пока тело не отвезут в похоронное агентство, которое он рекомендовал (и от которого, очевидно, получал мзду). Члены Ассоциации долгожителей были в ярости и потребовали действий от мэра Джона Перроя Митчела, который отправил комиссара счетной палаты Леонарда Вальштейна разобраться в происходящем.

Маграт заявил комитету Вальштейна, что как минимум в одном случае врач при коронере скрыл убийство — либо умышленно, либо из-за своей некомпетентности. Мужчина по имени Эжен Ашет был найден мертвым в нью-йоркском отеле «Делавэр» в марте 1913 года с огнестрельным ранением головы[128]. Доктор Тимоти Лихейн, врач коронера, записал причиной смерти самоубийство и на следующий день разрешил кремацию тела без вскрытия. Два патолога имели возможность обследовать Ашета, и они отметили отсутствие следов ожога вокруг раны на голове. Когда из пистолета стреляют с расстояния около одного-двух футов, на коже остаются горящие остатки пороха и сажа. Эта рана возникла в результате выстрела с большего расстояния, а значит, покойный не мог в себя выстрелить.