Чарли трясущимся пальцем нажала на кнопку «Ответить»:

— Привет, Лука.

— О, да это сам великий Гудини!

Она обрадовалась, что он смог сохранить свое чувство юмора, и покрепче прижала телефон к уху.

— Это было не исчезновение, а скорее акт милосердия.

— Для кого?

— Для меня и Шторма. У нас была масса дел, и я не могла упустить возможности поговорить с ним.

Напряженное молчание Луки было плохим сигналом.

— Я могу понять преданность работе. Но бросить меня, чтобы провести три часа в автобусе Шторма?

— Я сказала тебе, это была работа…

— Прекрати. — Его усталый вздох разрезал тишину. — Я думал, что мы все решили насчет произошедшего в Бендиго.

Чарли замерла, словно кровь, бегущая по венам, неожиданно стала холодной. Она не хотела это обсуждать, не хотела, чтобы он требовал ответов на вопросы, которые она не собиралась ему давать. Кроме того, если он узнает о том, что она чувствует к нему, это повлияет не только на их совместную работу, но и на ее отношения с Гектором.

— Послушай, все произошло так быстро, что я просто потеряла контроль. Словно меня засосало в воронку. — Чарли перестала вертеть ручку и бросила ее на стол. Следовало рассказать ему некое подобие правды. — Мне просто нужно было время, и трехчасовая поездка в машине вместе… Это было бы слишком…

— Интимно?

— Я хотела сказать «клаустрофобно».

Он хмыкнул:

— Чарли, Чарли, Чарли, когда же ты наконец признаешься?

— В чем?

— Что ты сходишь по мне с ума.

Она фыркнула:

— Как и все остальное женское население планеты?

— Ревнуешь?

— А ты как думаешь?

Лука замолчал.

Чарли сходила по нему с ума. Она была на грани того, чтобы совершить самую большую ошибку в своей жизни и по уши в него влюбиться.

Чарли не могла этого сделать. Она не поступит так, как мать, и не будет настолько глупой, чтобы отдать свое сердце беспечному плейбою, который разобьет его, когда вернется к своей прежней жизни.

— Я понял. Все произошло очень быстро. Тебе страшно. Я тебя не виню. — Он откашлялся, и она удивилась тому, как он нервничает. — Я буду за тобой ухаживать и очаровывать тебя, и ты проведешь лучшие дни в своей жизни, но я не могу ничего обещать…

— Я знаю, — сдавленно проговорила она.

В трубке раздался странный звук, словно он стучал ручкой по столу, но он не мог этого делать, потому что это означало бы, что он так же напуган, как и она.

Но прежде она никогда не слышала таких серьезных интонаций в его голосе. Этот заносчивый и довольный собой мужчина сейчас говорил очень неуверенно.

— Но ты интригуешь меня, ты завораживаешь меня, с тобой мне хочется рассматривать драконов и копать песок голыми руками, чтобы найти самый большой кусок золота на планете. — Он замолчал и резко втянул воздух. — Знаю, это звучит безумно, потому что через неделю я уеду… кроме того, между нами все очень сложно. Но не хочешь ли ты хотя бы попробовать?

На глаза навернулись слезы, и Чарли моргнула. Он так честен с ней, в то время как она прячет свой страх за полуправдами. В конце концов этот страх уничтожит не только ее надежды на счастье, но и ее саму.

— Чарли?

Ее сердце сжалось от боли, когда она смахнула слезу, стекающую по щеке.

— Прости, я не могу. — Мобильный телефон выпал из ее пальцев и Чарли закрыла лицо руками, и заплакала.

Это была худшая неделя в ее жизни.

Отказавшись поддаться дикой страсти, отказавшись затеять интрижку с Лукой, Чарли совершила самый умный поступок в жизни. И самый болезненный.

Если раньше работа была для нее надежной гаванью, раем, то сейчас она стала лишь набором формальностей, вежливых разговоров и игры. Они оба говорили только о работе, словно ее отказ вставал между ними каждый раз, когда их пути пересекались.

Каждая минута, проведенная вместе, казалась пыткой.

Чарли никогда не сомневалась в себе как в профессионале, но окончание этого тура полностью обессилило ее. Во время свободного времени Шторма она сопровождала его и его окружение в маленькие джазовые бары, расположенные на окраинах Мельбурна, на захватывающее бродвейское шоу, в изысканные рестораны от роскошного пятизвездочного французского до маленького вьетнамского с пятью столиками.

Они шли по Вилльямстауну и потягивали латте с Экленд-стрит. Шторм и его группа наслаждались своей воскресшей славой, в то время как она оставалась в тени, изображая ответственного тур-менеджера, который всегда на страже в ожидании новых неприятностей.

Эти неприятности случались ежедневно, ведь Лука сопровождал их в каждой поездке, напоминая ей о том, чего она хотела, но не могла получить.

Разумеется, он не мог не находиться здесь: он серьезно относился к своим обязанностям и следил за финансами, но Чарли знала — дело не только в этом. У него была и другая цель — медленно сводить ее с ума.

Может, он считал, что она сдастся, если он будет мелькать перед ее глазами двадцать четыре часа в сутки каждый день? Может, он был уверен, что она не выдержит напора его очарования?

Возможно, она была слишком строга. Лука не мог изменить себя: он был привлекателен, харизматичен и общителен, и, к его чести, он с ней не флиртовал. Казалось, он так же ненавидит их встречи, как и она, так же смущается из-за их неловких разговоров.

Какой бы ни была его мотивация, Чарли не могла выдержать больше ни минуты, и, несмотря на ее решение держать его на расстоянии и попытаться стереть воспоминания о невероятном дне, который она провела в его объятиях, она не могла ничего забыть.

Чарли понимала, что это глупо, но время, которое она проводила с Лукой, даже если вела себя очень профессионально, заставляло ее почувствовать себя живой.

Мама так же чувствовала себя с каждым из своих мужчин? Она тоже ощущала эту потребность быть именно с этим человеком?

Это не могло явиться оправданием возмутительному отсутствию материнской заботы, но в какой-то степени объясняло ее поведение. Чарли столько раз видела, как мама влюблялась в кого-то, видела, как она радуется и расцветает, получая мужское внимание… А теперь она сама стала такой же — на вес золота ценила каждое проявление внимания со стороны Луки.

Чарли со стоном посмотрела на часы. Не лучшее время для самоанализа. Лука скоро будет здесь, и у нее оставалось меньше десяти минут, чтобы одеться и внести последние штрихи в свой макияж.

Они шли на «Ариас», большой фестиваль вручения наград, чтобы поддержать Шторма. Однако Луке удалось уговорить ее согласиться на то, чтобы он заехал за ней, несмотря на ее желание посвятить вечер исключительно работе. Гектор был в комнате, когда Лука поинтересовался, как она поедет на фестиваль, и у нее не оставалось иного выбора, кроме как согласиться на его предложение.