Он. повернулся к солдатам. Харпер снова оказался на высоте. Стрелки рассредоточились среди солдат роты Стеррита и старались успокоить ошалевших от ужаса людей. Закаленные солдаты в зеленых мундирах улыбались Шарпу. Солдаты в красных явно нервничали. Шарп заметил, что по краям роты Харпер поставил по взводу стрелков, ведь фланги будут самым слабым местом, только крепкие нервы и надежные штыки остановят фланговую атаку кавалерии. Два встревоженных лейтенанта оказались внутри этих маленьких фланговых отрядов — как и другие люди роты Стеррита, они не сводили глаз с толпы, собравшейся возле моста. Им хотелось бежать, оказаться в безопасности на другом берегу, но тут Шарп заметил двух ветеранов-сержантов, которые уже не раз смотрели в глаза смерти и хладнокровно ждали приказа.

— Мы пойдем вперед, к нашим знаменам. — Шарп увидел, что лица некоторых солдат побелели от страха. — Вам нечего бояться. Во всяком случае, до тех пор, пока вы не покинули свою шеренгу. Понятно? Вы должны держать строй. — Он говорил просто, но с большим напором, тем не менее, некоторые по-прежнему видели только беглецов на мосту. — Тот, кто покинет строй, будет расстрелян. — Теперь на Шарпа смотрели все. Харпер ухмыльнулся. — И никто не начнет стрелять без моего сигнала. Никто.

Они его поняли, Шарп снял с плеча ружье, бросил его Пендлтону и вытащил свой тяжелый палаш.

— Вперед!

Он сделал несколько шагов, прислушиваясь к командам Харпера, определяющего ритм наступления. Потом ускорил шаг. Времени оставалось совсем мало. По его расчетам получалось, что преодолеть первые двести ярдов будет несложно. Отряд двигался по открытому плоскому участку земли, здесь еще не было французских всадников.

Самыми трудными окажутся последние сто шагов, когда роте придется держать ряды и одновременно перебираться через тела убитых и раненых, а французы поймут, какая опасность им угрожает.

«Интересно, — подумал Шарп, — сколько времени прошло после залпа испанцев? Наверное, всего несколько минут». Вдруг он снова ощутил, как его охватила знакомая отстраненность — она исчезнет только после последнего залпа или сабельного удара. Шарп замечал самые незначительные детали; казалось, он стоит на месте, а пыльная, растрескавшаяся, высохшая земля сама движется у него под ногами. Он видел каждую бледную травинку, даже муравьев, спешивших куда-то по своим делам. Ему вдруг показалось, что сражение за знамена происходит где-то совсем далеко, звук был приглушенным, хотелось побыстрее сократить это расстояние. Душу охватило возбуждение, подъем, предчувствие близости битвы. Некоторые люди приходят в волнение от музыки, другие от денег; кто-то получает удовольствие от работы на земле, но инстинкты Шарпа обострялись именно в подобных ситуациях. Его влекла опасность боя. Он провел в армии половину жизни, хорошо знал трудности и несправедливость солдатской судьбы, не раз видел сочувствующие взгляды людей, чья работа позволяла им спокойно спать ночью, но ни одному из них не было суждено испытать ничего подобного. Шарп знал, что далеко не все солдаты чувствуют то же самое, иногда он даже стыдился своего восторга — но только в тех случаях, когда у него было время подумать, и никогда в такие моменты, как сейчас.

Французы все еще не могли прорвать оборону. Кто-то сумел организовать остатки британского каре: передняя шеренга встала на колени, поставив мушкеты прикладами в землю, так что клинки штыков оказались на уровне груди лошадей. Сабли безуспешно пытались отбросить мушкеты в сторону, повсюду слышались крики людей, ржание лошадей, ветер нес густые клубы дыма, за которыми регулярно вспыхивало пламя, но Шарп все еще видел развевающиеся знамена. Он шел вперед, продолжая сжимать в руке длинный клинок, а мимо проносились кони, лишившиеся седоков, — часть французских солдат соскочила с лошадей, пытаясь в пешем строю разорвать ряды английской пехоты.

Офицер Южного Эссекского вывел свою лошадь из кольца, и шеренги мгновенно сомкнулись у него за спиной. Он давно потерял кивер, его лицо неузнаваемо изменилось под застывшей кровавой маской. Офицер пустил своего скакуна в галоп и вонзил тонкий прямой клинок в тело гусара. Сабля застряла. Шарп наблюдал за тем, как он дергает за рукоять, безумную ярость сменяет страх, а в следующий момент другой француз показал, как это следует делать, — его клинок вошел в грудь офицера, слегка повернулся, и англичанин рухнул на землю рядом со своей жертвой. Другой гусар, лишившийся лошади, рубанул наотмашь. Его противник парировал удар и сделал короткий выпад штыком; через мгновение француз был мертв. «Грамотно сработано, — подумал Шарп, — короткий удар, и все кончено».

Заиграл горн. Шарп посмотрел направо и увидел, что вперед выступил французский резерв. Лошади поскакали в сторону схватки, развернувшейся вокруг штандартов Южного Эссекского. Всадники не стали обнажать сабли, и Шарп сразу разгадал намерения французского полковника. Британское каре, точнее, то, что от него осталось, продолжало держаться, и французы не могли справиться с ним своими легкими кавалерийскими саблями. Однако гусары, в отличие от обычной кавалерии, имели еще и карабины; теперь они планировали произвести залп с близкого расстояния, чтобы в рядах англичан образовалась брешь, сквозь которую прорвутся всадники.

Шарп ускорил шаг, хотя и знал, что рота не успеет добраться до знамен раньше резерва французов. Он в отчаянии наблюдал, как, четко подчиняясь приказу, французская кавалерия развернула коней, пропуская резерв, чтобы не оказаться под огнем своих же карабинов. Теперь всадники рысью прошли по телам раненых и убитых. Шарп заметил, что британцы лихорадочно заряжают мушкеты, обрезая костяшки пальцев о штыки, втыкают шомпола в дула... Но они опоздали.

Французы остановились, сделали залп, отвернули в сторону, давая возможность выстрелить второй шеренге. В ответ послышались отдельные мушкетные выстрелы, один из гусар упал на землю, по странной траектории пролетел шомпол — это какой-то ошалевший от ужаса солдат выстрелил из мушкета, не успев его как следует зарядить. Залпы французов сделали свое дело: в рядах красных мундиров образовалась здоровенная брешь, гусары устремились вперед, их цель — штандарты Южного Эссекского — была совсем близка.

Люди Шарпа уже шли по телам. Лейтенант наступил на английского солдата, голова которого была почти отсечена страшным ударом сабли, и услышал, как кого-то вырвало. Шарп вспомнил, что большинство рекрутов Южного Эссекского были новичками на войне и не представляли, что оружие может сделать с телом человека.

Оставшиеся в живых солдаты каре начали отступать навстречу роте Шарпа, теряя при этом строй. Лейтенант увидел, как знамя опустилось, а потом поднялось вновь. Английский офицер что-то кричал своим солдатам, уговаривая их продолжать сражаться, не поворачиваться спиной к копытам лошадей и саблям врага.

Времени оставалось совсем мало. Французы спешивались, пытались отшвырнуть штыки в сторону и пробиться к знаменам, к славе. А потом Шарпу пришлось заняться собственными проблемами. Он увидел, как французский офицер разворачивает своих людей; роту Шарпа наконец заметили, а французский командир понимал, что может сделать с плотной группой гусар, устремившихся к знаменам, сотня заряженных мушкетов. Он отвел часть людей назад, быстро построил их и бросил в сторону новой опасности. Однако ему удалось собрать не более дюжины всадников.