Он протягивал ей кусок пиццы, а она не сводила глаз с ямки у основания его шеи в распахнутом вороте рубашки. В эту ямку она обычно утыкалась лицом во время их занятий любовью. Поймав насмешливый взгляд Эрнеста, она залилась краской стыда.

— Если тебе жарко, могу налить прохладного белого вина. — Эрнест наполнил бокалы и принялся за еду, не обращая больше внимания на Марджори.

А она в полной растерянности смотрела, с каким аппетитом он поглощает приготовленный для Кристофера салат, и не знала, как вести себя с ним дальше. Какую цель преследует Эрнест? Зачем ему, собственно, она нужна? Вернуть ее только для того, чтобы потешить самолюбие? Какая глупая самонадеянность! Правда, как выяснилось — и он не мог этого не заметить, — она по-прежнему физически неравнодушна к нему. Но это всего лишь физиология… После того что ей довелось узнать в тот роковой вечер, от прежнего отношения к Эрнесту у нее ничего не осталось.

— Ты так и не ответила на мой вопрос: что заставило тебя сбежать без всяких видимых на то причин?

— Полагаю, причина тебе хорошо известна.

— В голову ничего не приходит, если только ты не имеешь в виду неожиданный визит в тот вечер…

— Я имею в виду, что отказалась служить вам ширмой! — взорвалась Марджори. — Слишком самонадеянно было с твоей стороны полагать, будто я сгожусь на роль бессловесной жены, потакающей твоим прихотям!

— Растолкуй мне, о чем ты говоришь? Я ровным счетом ничего не понимаю.

Марджори выскочила из-за стола. Упорное притворство Эрнеста выводило ее из себя.

— Не собираюсь я тебе ничего растолковывать! Лучше уйди! Уйди! Или я сама уйду! — Она резко повернулась к нему спиной.

— Сядь и успокойся, — строго сказал Эрнест.

Марджори продолжала стоять к нему спиной. Уйти она решиться не могла, но и слушаться его не собиралась.

Помолчав, он мягко спросил:

— Ты могла хотя бы позвонить мне и сообщить, что с тобой все в порядке. Ты не допускала мысли, что я буду беспокоиться о тебе, искать тебя?

Марджори нервно засмеялась.

— Прости, но я постаралась вообще выкинуть тебя из головы.

— Хорошо, обо мне ты думать не хотела, а об остальных ты подумала? Например, об Ирен?

Марджори промолчала.

— Или она тоже в чем-то провинилась перед тобой? Ты ведь знала, что у нее слабое сердце, что она успела тебя полюбить. Она была потрясена твоим поступком настолько, что слегла.

— Мне искренне жаль Ирен, она мне понравилась.

— У нее был тяжелый сердечный приступ, — добавил Эрнест укоризненным тоном.

Впервые за эти полгода Марджори почувствовала угрызения совести. Ей нужно было тогда сразу позвонить Ирен из Корнуолла и все ей объяснить.

— Как она сейчас?

— Медленно, но поправляется.

— И ты, конечно, считаешь меня единственной виновницей того, что с ней произошло? — Марджори обернулась к Эрнесту и посмотрела ему в глаза.

— Разумеется, тебя, а кого еще мне винить?

— Больше некого? Подумай хорошенько. Возможно, настоящая причина нездоровья Ирен совсем другая? И мой отъезд только повод? — Марджори старалась говорить намеками, чтобы не бросать никчемных слов упрека. Да и в чем его можно упрекнуть? В том, что он не изжил свою страсть к прежней любовнице? Зачем его ставить в глупое положение? Начнет лгать или оправдываться, что еще унизительней для них обоих.

— Тебе совсем не стыдно? — тихо спросил Эрнест.

— Почему мне должно быть стыдно? — Вопрос Эрнеста настолько удивил ее, что она даже не возмутилась.

— Потому что — за полгода ты ни разу не удосужилась снять трубку и позвонить женщине, которая приняла тебя, как родную дочь.

В этом он абсолютно прав. Но, вспомнив, в каком состоянии она тогда пребывала, она поняла, что спасала себя, отгородившись от всего семейства Гриффитов стеной беспамятства.

— Понимаю, что поведение мое непростительно по отношению к Ирен, но иначе я поступить не могла. Зла я ей не желала, клянусь!

Эрнест поднялся из-за стола и подошел к ней.

— А мне за что? — Голос его звучал мягко и даже немного жалобно.

Марджори напряглась, старательно отводя глаза, и молчала. Что ему ответить? Что она не способна желать ему зла, потому что продолжает любить его, несмотря ни на что? Зачем говорить об этом человеку, который тебя не любит? Надо просто навсегда забыть о прошлом, так будет лучше для всех. Из трудного положения ее спас телефонный звонок. К ее удивлению, попросили передать трубку Эрнесту.

— Извини, Мардж! Слушаю… Отлично. Да, конечно. Приеду через тридцать минут.

Он быстро оделся и снова подошел к Марджори. Взгляды их скрестились.

— Извини, мне надо уехать.

— Думаю, так будет лучше, — холодно ответила она и отвела взгляд.

Неожиданно Эрнест ухватился за отвороты халата и притянул ее к себе. Его дыхание обжигало ее, угрожая лишить самообладания. Она разозлилась на себя, это помогло ей устоять под его нежным поцелуем и не дрогнуть. Он улыбнулся.

— Сегодня ночью я обязательно явлюсь тебе. — Увидев ее испуганный взгляд, Эрнест добавил: — В сновидении.

— Постараюсь не видеть снов сегодня ночью.

— А это не в твоей власти, — насмешливо заметил Эрнест, быстро склонился к ее груди и поцеловал в набухший сосок. — Ты всегда была впечатлительной.

Не в силах дольше выносить его издевательство, Марджори отпрянула от Эрнеста, запахнула отвороты халата и гордо выпрямилась.

— У меня есть другой источник впечатлений. По-твоему, Кристофер стар для меня, но ты ошибаешься. Мне он подходит во всех отношениях!

Она увидела, как сжались и побелели губы Эрнеста.

— Даже если между вами что-то и было, — процедил он сквозь зубы, — с этого момента ты принадлежишь только мне. В случае его домогательств советую тебе дать ему от ворот поворот. — Он снова резко притянул Марджори к себе и наградил таким страстным поцелуем, от которого у нее подкосились ноги. К счастью, он быстро отпустил ее. — До скорой встречи, — сказал он с насмешливой улыбкой.

В голове Марджори еще плавал сладостный дурман, когда до ее слуха донесся звук захлопнувшейся двери.

Машинально убрав следы позорного ужина с человеком, о котором она не могла думать без содрогания, Марджори опустилась на табуретку и застыла, тупо глядя в пространство. Что же теперь делать? Этот отчаянный вопрос бился в ее голове, но ответа на него не находилось. Все ее благие намерения оказались несостоятельными, потому что, к своему ужасу, она поняла: Эрнест настроен решительно и шутить не собирается. Но самым ужасным явилось для нее прозрение, что она не в состоянии противиться ему. Все осталось так, как было с самого начала. Марджори вспомнила, с какой готовностью она принимала грубые ласки Эрнеста, и готова была сгореть со стыда.