Лизи засмеялась:

— Сказать-то не скажет, дорогая Эльза, но любой, кто умеет считать до девяти, сообразит, что к чему. Когда появится на свет желанное дитя?

— После Нового года, так я слыхала.

— Очень ловко! Случайно преждевременные роды? — и снова серебристый смех. — Маленький семимесячный ангелочек?

— Положим. Но зато в браке. Вот вам, пожалуйста! — возразила Эльза Хопф.

— Да каждому идиоту ясно, что концы с концами не сходятся. Уж больно сомнительные родители. Семь месяцев после свадьбы. Пахнет все же скандалом.

— Но не в Штирии, где ее никто не знает. — Лизи хихикнула. — Жить там еще не значит жить на луне. Вот только жаль маленькую козявку. Отец ее не любит, всюду какие-то тайны, она ничего не может изменить… — Раздался глухой удар в стену.

— О, пардон, я сделала вам больно, милая Лизи?

— Ничего страшного. Но, Эльза, не могли бы вы потереть мне спину? И подлить немножко горячей воды.

Зажурчала вода, и я ничего не могла разобрать. Но это было уже не важно. Я и без того была сражена. Что я сейчас услышала? Родители семимесячных детей кажутся сомнительными? Пахнет скандалом? Я ведь тоже родилась раньше срока. И у нас было так же? А невеста столяра Хольцера? Откуда известно, что она ждет желанное дитя? Когда она вообще не замужем? Ну ладно, рождение детей — тема щекотливая. Об этом никогда не говорят в приличном доме. Но Эрмина воспитывала меня в духе нового времени и выдала кое-какие секреты. Сперва нужно выйти замуж. Сразу после медового месяца повитухе оставляют заказ. И уже через девять месяцев она приносит в дом младенца. В большой сумке. И все девять месяцев будущая мамочка находится в радостном ожидании, она не пьет ни кофе, ни вина, и ее нужно щадить. Потом она ложится в родильную кровать и шесть недель не вылезает оттуда от переполняющей ее радости. Так было и у нас, когда родился мой братец Альбрехт. Со мной же это продолжалось всего семь месяцев. Повитуха принесла меня слишком рано. И если Лизи права, то родители мои не так уж безупречны и вокруг моего рождения тоже был скандал.

— Стоп! Так дело не пойдет! — снова ясно и отчетливо раздался голос Лизи за стеной. — Нельзя делать скоропалительные выводы…

И опять наступил хаос, все говорили, перебивая друг друга.

Ага, они сменили тему. Речь шла уже не о Решке, а о каком-то другом человеке. Лизи не соглашалась, госпожа Кропф поучала, голос хозяйки тоже звучал взволнованно.

Завязался спор, в котором я не могла разобрать ни единого слова. Кого это они так горячо обсуждали? Наконец шум стих.

— Красивая? — снова послышалось разборчивое слово.

— Есть и покрасивее, — вступила Лидия Кропф, — но богатая. Вдова управляющего Хольтера в Сен-Флориане. Большая любовь. Вот кто его отрада. Как два голубка. Говорят, он каждый день после обеда отправляется к ней верхом.

Смотри-ка! Еще одна новая пара? Интересно. Я знала госпожу Хольтер. Она была статной блондинкой, с чувством юмора, всегда окружена поклонниками и в тысячу раз красивее толстой госпожи Кропф. По воскресеньям она часто обедала у нас со своим сыном. Кто же ее новый кавалер?

— Не верю ни одному слову, — возмущенно воскликнула Лизи. — Я бы давно заметила. У меня глаз, как у рыси. Все это полная чушь!

— Я вам это говорю! Витти его видела. А она живет прямо напротив. Она клянется, что это был ОН. А с госпожой Хольтер какой конфуз! Представьте себе, она купила скаковую лошадь. А осенью собирается в увеселительную поездку. На Капри!

Скаковая лошадь? Капри? Звучит аристократично. Для женщины из буржуазных кругов это просто неслыханно. Кому же это госпожа Хольтер вскружила голову? Кому-то из наших почтенных гостей в отеле? Или хозяину «Золотого быка»? Он тоже жил как барин и был известен как дамский угодник.

От холода у меня уже стучали зубы, мокрая рубашка липла к телу, и я уже довольно наслушалась. Но тут до моих ушей донеслись два имени: «Юлиана Танцер и ее Луи», и я забыла обо всем на свете.

Бог мой! Они все это время спорили о моем дядюшке? Дядюшка Луи и прекрасная вдова? И кавалером был он? Нет, этого не может быть! Но скаковая лошадь у него есть. И после обеда он всегда выезжал. А госпожу Хольтер всегда радушно принимали и обхаживали, когда она обедала у нас, неизменно с долгим целованием руки, всегда усаживали за лучший стол.

— А вот и неверно, — возмутилась госпожа Кропф, — Юлиана сама виновата. Ее мать умерла в родильной кровати… И теперь она боится. Как? Как брат с сестрой, брак Иосифа, — засмеялась она. — Как Мария с Иосифом в Святой земле.

— Вот бы и мне так, — сказала Эльза Хопф, — брак Иосифа. Но с моим Вилли так не выйдет. Он требует от меня каждую ночь.

— Но вы женщина крепкая, — снова раздался голос Лизи, — а у госпожи Танцер такая деликатная конституция.

— Деликатная? — возмутилась госпожа Кропф. — Да она просто утягивается до полусмерти.

— Я хочу только сказать, — продолжила Лизи, — она должна быть в кровати совсем одна, иначе она не высыпается. А барин никогда ко мне не приставал. И к Цилли не приставал, и к Йозефе тоже. Неверный муж всегда норовит сперва с прислугой. Но наш шеф видит только свою супругу. Он и впрямь настоящий джентльмен. Тут я вынуждена вам возразить. Вы идете совсем не по тому следу.

Я была того же мнения. Размышляя об услышанном, я снова погрузилась в ванну. Это было самое поучительное купанье за всю мою жизнь. И когда за мною пришла Йозефа, в голове моей был полный сумбур. У тетушки Юлианы брак Иосифа. Это что? Брак без «этого»? И детей она не заказывала. Это очень разумно, после того как я узнала, что можно умереть в родильной кровати. И вообще, мне стало вдруг ясно, что все плохое, связанное с материнством и браком, старательно замалчивалось и затушевывалось, пока мой батюшка не отказал мне в наследстве. И тут же выплыла оборотная сторона. Как гром средь ясного неба появилось «это». А в родильной кровати притаилась еще и смертельная опасность! С моим рождением связан какой-то скандал… Чего еще остается ждать?

Но самое интересное — слова Лизи, сказанные до прихода госпожи Кропф. Кто посылает за ней? Среди ночи? После каждого праздника? Сильный, как медведь, мужчина, который любит есть перчик? В постели! Это, вероятно, какой-то дикарь. И что такое показала Лизи Эльзе Хопф? Украшение? Часы? А за что она получила это? И какую тайну доверила ей Йозефа? О чертовски сложных семейных отношениях — кого? И какой цыпленок был не при деньгах? И кто был слишком молод и наивен? Наивен почему? А что значит: «у нее нет залога»? Какое значение у этого слова? Но больше всего меня беспокоила фраза: «ребенок ни о чем не знает». Я уже подумывала, что речь идет обо мне.

— Что-то случилось, сударыня? — озабоченно спросила Йозефа по дороге домой. Мы шли по мостовой, которая почти высохла после дождя. — Такой молчаливой я вас еще никогда не видела. Надеюсь, вы не захворали.

— Что-то я притомилась. Сама не знаю, отчего.