Колосов (назидательно): Тебя здесь из этих твоих барбосов никто не достанет. Не беспокойся. Теперь ты под нашей «крышей». И думаю, надолго.

Крыша: Значит, у вас я… Обрадовал, майор, называется… Подождать не мог… Так… каждый дурак… взять сможет…

Ты бы попробовал… сам меня… как в тот раз. помнишь?

Колосов: Помню, не забыл. Жить, врачи говорят, будешь. И на свадьбе своей, может, еще спляшешь.

Крыша: Телок не люблю… за глупость и жадность… и за мак-кияж… А насчет танцев… Тут вчера один твой приходил… все вокруг меня ламбаду танцевал… все внушал мне, как пламенно и кому я благодарен должен быть за то, что житуху мне спасли… Все про тебя зудел — если б, мол, не Никита Михалыч…

Колосов понял, что у Гусева побывал неугомонный Королев с целью «подготовить почву для визита».

Крыш а: А ты ко всем, майор… такой добрый?

Колосов: Только к тебе.

Крыша: Я тоже бываю добрым… малым… Так чем же благодарить тебя, майор, а?

Гусев, как некогда Акула-Карпов, тоже не был дураком — все распрекрасно понимал. Колосов глядел на его ноги, закованные в гипс. «Вещи», годные только на то, чтобы брюки надевать…

— Кого же продать тебе в благодарность? — тихо спросил Гусев. — Зачем пришел?

Дальше ломать комедию уже не было смысла.

— Я хочу знать только одно, Гусев. Неделю назад на одной даче замочили Гранта. Это ваша работа? Да или нет?

Что-то промелькнуло в глазах Крыши. Потом он усмехнулся:

— Так я тебе и сказал… Думаешь, раз вытащил меня с отключки, так уж я тебе и… оближу? — Он длинно выругался Голос его был прерывист и слаб, и мат звучал не грозно и раскатисто, а жалко и бессильно. — Не так я благодарность свою понимаю, майор… Не та-ак… И знаешь что? Ты лучше уходи… проваливай… я своих не продаю… даже из благодарности, понял? Не так воспитан мамочкой… как ты обо мне думаешь…

Крыша явно замыслил одержать моральную победу в этом допросе-беседе. И оказаться на высоте, посрамив мента, посмевшего только намекнуть ему, Крыше, на возможность добровольной выдачи подельников. «Победа», однако, не совсем удалась.

В тот миг, когда Гусев и Колосов молча сверлили друг друга взглядами, как два кота перед дракой, в палату невозмутимо вошла пожилая нянечка, прошествовала к кровати Гусева, откинула одеяло и подсунула под Крышу судно.

— Время на горшок ходить, парень, — напомнила она. — Сходишь — позовешь или ему вон скажешь, — она кивнула на Колосова. — Это сродственник, что ль, твой?

Гусев стиснул зубы. Колосов поднялся.

— Прощай, Виктор, — впервые он назвал Гусева по имени. — Может, еще свидимся когда-нибудь.

Крыша помедлил, потом молча кивнул.

— А ты думал, так он тебе все и выложит на блюдечке с голубой каемочкой? — Королев охотно поддержал свою репутацию скептика, когда вечером они обсуждали неутешительные результаты этого неуклюжего прощупывания коломенского лидера. — Это ж гусь, скотина неблагодарная, бандит недорезанный! А ты его на руках до машины пер, сиденья вон все в тачке его поганой кровью изгадил — теперь небось выходной угробишь целый на отмывку. Эх, да была б моя воля… Ничего он нам не скажет, даже если и не загнется, и не мечтай, и не рассчитывай на это. С такими только на их собачьем языке разговаривать можно, они только кнут и понимают.

Колосов слушал и не спорил. Что проку? Конечно, глупо было рассчитывать Признательность Крыши — не звучит.

Хотя в какой-то момент все же показалось, что они сумеют найти общий язык. Ну да, видно, промашка вышла, что ж…

Ясности по «коломенской версии» не прибавилось. Впереди по ее проверке теперь маячила нудная рутинная работа: разработка задержанных во время разборки соратников Гусева, пока они находились в СИЗО Самого Крышу планировалось перевести в тюремную больницу. Королев проследит, чтобы в палате «безноженька» не оказался без соответствующей компании. Если расчет на признательность крутого не оправдался, возможно, негласные методы работы что-то принесут новенького, а впрочем.

Впрочем, возможно, коломенцы — версия совершенно неперспективная. Сожженный джип, автоматная очередь, брошенная граната — это как раз для таких, как Гусев и компания. Пригодно это и для их «коллег» — михайловской ОПГ. Но разорванное горло, сломанная шея, облитый кровью забор, какие-то там волосы… И все-таки, если Гранта убрали не крутые и не какие-то там мифические цыгане, если Гранта прикончил кто-то неизвестный по неустановленному пока еще мотиву, что тогда? С чем придется столкнуться? Вернее, с кем? И с какого конца разматывать этот клубок, решать это уравнение, где одни лишь иксы и игреки?

В тот вечер свет в колосовском кабинете горел допоздна.

Дежурный по розыску даже подумал, что начальник отдела убийств заступил на сутки. Колосов сидел над крупномасштабной картой Раздольского района, изучал ее квадрат за квадратом. Да, окрестности Половцева не столь уж и многолюдны. Тихие дачные места, поселки Уваровка, Лушино, Грачеве, Сергеевка, Мебельный. А вот и цыганская новостройка, два бывших пионерлагеря, ныне закрытых на ремонт, база отдыха «Отрадное», ее, кажется, кто-то арендует — берега Клязьмы, территория, некогда принадлежавшая Министерству водного транспорта. Сейчас там все в запустении. Вот, пожалуй, и все места, где можно укрыться этому НЕИЗВЕСТНОМУ ФИГУРАНТУ ПО НЕСФОРМУЛИРОВАННОЙ ДАЖЕ ЕЩЕ ВЕРСИИ УБИЙСТВА.

А кругом — экологически чистая зона: лесной массив, раскинувшийся до самых границ Владимирской области. Не много в Подмосковье найдется мест, где сохранились такие нетронутые угодья.

Колосов отодвинул карту. Лес он и есть лес — отрада грибников, убежище зверья всякого. А оперу вроде бы в таком безлюдье делать нечего. Какого еще лешего искать в этом буреломе?

Для Кати время со вторника по пятницу тянулось бесконечно долго: Кравченко в среду взмыл в небеса яко голубь — рейс из Шереметьево-2 Москва Вена, и в Катиной квартире на Фрунзенской набережной сразу же воцарилась пустота и скука. Весь четверг Катя была целиком поглощена своими переживаниями, даже вспыхнувшая «гангстерская» война, о которой она прочла в сводке, ее не заинтересовала. Бог с ними, с этими криминальными дураками, их много, а я одна, о всех писать — бумаги не хватит. О деле Сладких Гранта тоже как-то не размышлялось. Любопытство и репортерский азарт меркли перед завладевшей сердцем печалью.

Что поделаешь, если мир внезапно стал похож на голую пустыню, потому что из вашей жизни ненадолго улетучился человек, к которому вы неравнодушны.

В конце концов, утомившись от всей этой меланхолии, Катя на себя рассердилась: хватит страдать, вернется драгоценный В. А. - никуда не денется. К тому же он попрощался с ней, отнюдь не обливаясь слезами. Накидал столько поручений перед отъездом, только успевай поворачиваться — и то не забудь, и то купи, и туда не опоздай.