И хотя рядом с Аннабел сидел Гарри, крепко сжав ее руку, как было вчера, и позавчера, и неделю назад, но это тоже было прощание. Поэтому Аннабел, как и во время приезда, не поддерживала общего пения. А Гарри, кажется, вообще петь не умел.

Зато как он умел любить, думала Аннабел, с закрытыми глазами прислонившись к его плечу и вспоминая все прошедшее, под гул мотора и монотонное хоровое пение, напоминавшее церковный псалом. О чем он думает, о чем вспоминает? Что будет дальше?

Спросить это напрямую Аннабел не смела. И тем больше мучили ее невысказанные страхи. То, что кричалось там, в горах, в конце концов могло оказаться всего лишь шуткой. Игрой для эха. Ведь больше этих клятв не звучало. Хотя, кажется, ее возлюбленный вообще скуп на слова.

Чем меньше миль оставалось до аэропорта, тем трезвее становились мысли и горше — чувства. А Гарри по-прежнему каменно молчал, только сжимал ее руку.

И вот он, аэропорт.

Бодро улыбающийся менеджер бойко распоряжается выгрузкой багажа. Потом, высоко подняв фирменный флажок, конвоирует группу к стойке регистрации, шустро пересчитывает участников, энергично разбирается с билетами, успевая записывать отзывы о качестве обслуживания, на которые не скупятся благодарные подопечные.

А Гарри и Аннабел стоят поодаль, глядя сквозь стеклянные стены на взлетное поле, на хвосты и крылья воздушных гигантов, один из которых вот-вот разлучит их…

— Навсегда, — невольно вырвалось у Аннабел, замученной невысказанными страхами. — Гарри! Я люблю тебя! Что будет со мной?

Гарри наклонился и приник к ее губам, не обращая внимания на окружавшую их людскую сутолоку.

— Успокойся. Все будет хорошо.

— Что будет? — прошептала Аннабел, прижавшись лицом к его лицу. — Я очень боюсь, милый! Ты ничего не сказал, а я не смела…

— Я не мог тебе сказать там, при них… Не успел… Прости…

— Что? — У Аннабел застыло сердце. — Прости? Прощай?

— Нет! Нет! — воскликнул Гарри. — Прости, что не успел все сказать толком.

— Начинается посадка на рейс… — Оба вздрогнули, услышав знакомые цифры.

Аннабел рванулась к стойке, откуда менеджер подавал отчаянные знаки. Гарри крепко держал ее в объятиях.

— Я хотел сказать тебе… — скороговоркой начал он. — Что я люблю тебя, я к тебе приеду, мы поженимся. Поженимся, да, Аннабел? Мне надо разобраться с делами. Боюсь, что придется уволиться…

Аннабел ахнула. От стойки раздался нервный призывный крик. Она что было сил обняла Гарри, поцеловала его куда попало и кинулась бежать. Сделав два шага, обернулась.

— Я поняла! Я люблю тебя! Я жду тебя!

— Все будет хорошо! — раздалось вдогонку.

Но зал отбытия был слишком переполнен людьми, и не было в нем эха, которое успело бы донести до плачущей Аннабел последние слова Гарри.

— Гарри, Гарри, Гарри, — шептала Аннабел, вжавшись в кресло, надеясь, что сосед, тучный пожилой джентльмен, уткнувшийся в толстый потрепанный журнал с финансовыми таблицами, достаточно глубоко ушел в свои интересы, чтобы не слышать жалкого лепета одинокой маленькой глупой девочки.

— Гарри, Гарри, Гарри…

Впрочем, может быть, девочка просто спит и грезит во сне.

— Гарри, Гарри, Гарри…

Может быть, она и вправду уснула, а может быть, это гуляло и колдовало вовсю ее воображение или горные духи гнались за лайнером и не хотели выпустить его из своих туманных рук. Но вскоре Аннабел стало казаться, что рядом с ней все тот же Гарри и они, взявшись за руки, летят над миром, совершая счастливый и торжественный круг почета, которого судьба удостаивает только самых верных, самых любящих, самых нежных влюбленных, перед тем как соединить их навеки, самым крепким из крепких способов — брачным союзом — способом, лучше которого до сих пор еще не выдумало человечество.

— Гарри, Гарри, Гарри…

Аннабел не требовалось глядеть в иллюминатор, чтобы узнать, какие земные страницы сейчас перелистываются. Внутреннее — или высшее — зрение открывало то затейливые извивы рек, то дымные скопления городов, то аккуратные разноцветные геометрические фигуры полей, то синие бескрайности морей, то огромные темно-зеленые лесные массивы. А они с Гарри все летели, взявшись за руки, и он, повернув голову, улыбался ей, что-то говорил — было не слышно что, но внутренний — или высший — слух доносил до Аннабел все, что нужно. Что он любит ее, что это великое, редкое счастье, что им удалось встретиться, что он больше всего на свете теперь боится ее потерять. Что он думает о ней каждую минуту, видит ее во сне и наяву, что все его мысли лишь о том, чтобы скорее, как можно скорее долететь до назначенного им судьбою места и там соединиться — отныне, и присно, и во веки веков.

— Наш самолет совершил посадку…

Услышав торжественно произнесенное название родного города, Аннабел вздрогнула и очнулась от грез. Да, все так и было.

— Гарри, Гарри, Гарри…

Она вернулась домой. Одна.

Аннабел покинула салон последней. Спускаясь по трапу, только теперь поняла, как ей не хотелось возвращаться домой. Одной. Без Гарри. А сердце, душа, мысли — все осталось там, в горах. Там, где остался ее Гарри…

Остается лишь положиться на судьбу. И на Гарри.

Аннабел медленно плелась к выходу из аэропорта, машинально разглядывая толпу встречающих. Она не собиралась предупреждать мать о приезде и не ожидала ее встретить, но готовилась увидеть улыбающуюся физиономию Огдена.

Однако все получилось ровно наоборот. Не пройдя и десяти шагов, Аннабел попала в крепкие материнские объятия. По пылкости поцелуев и нежности ласковых слов, которыми Джоан Кловер встретила дорогую доченьку, можно было подумать, что дорогая доченька вернулась из необычайно опасного путешествия, избежав ужасных катастроф.

Джоан наконец угомонилась и, выводя машину со стоянки, принялась расспрашивать дочку о впечатлениях, тут же прерывала себя, не ожидая ответа, и переключалась на текущие партийные события, назначения и увольнения, не сомневаясь, что для верной помощницы эти новости должны быть самым животрепещущим вопросом.

— Так что сегодня отдохни, а завтра возьмешься за работу как следует! Наведешь обычный порядок! — бодро заявила Джоан, выруливая на тихую улицу пригорода, где ожидал обитательниц уютный маленький домик бывшего шерифа.

— А что, Огден так запустил дела? — не удержалась Аннабел от вопроса.

Мать вздохнула.

— Нет, я не могу сказать, что он плохо работал…

— Работал? Почему — работал? Ты хочешь сказать, что он больше не работает?

Джоан затормозила перед воротами и подала сигнал на открытие.

— Работает, да… — нехотя ответила она, въезжая во двор. — Но, к сожалению, не только на меня… не только на нас. — Она завела машину под тент, выключила зажигание.