Александр рос высоким, сильным и красивым мальчиком. Считается, что его внешность лучше всего передают статуи Лисиппа. Легкий наклон шеи влево, свойственный Александру, был следствием родовой травмы. По описанию, Александр был очень светлокожим и легко краснел.

Клавдий Элиан:

«…Александр, сын Филиппа, отличался природной красотой — волосы его вились и были белокуры, но в лице царя сквозило, судя по рассказам, что-то устрашающее».

Мать Александра звали Олимпиадой. Увидев ее, еще совсем девочкой в храме во время мистерии, Филипп страстно влюбился и поспешил заключить с ней брак. Однако страсть вскоре прошла, и супруги совершенно охладели друг к другу. Филипп считал жену злой и ревнивой, а также не выносил ее пристрастия к ритуальным животным Богини — змеям.

Плутарх:

«Издревле все женщины той страны участвуют в орфических таинствах и в оргиях в честь Диониса; Олимпиада ревностнее других была привержена этим таинствам и неистовствовала совсем по-варварски; во время торжественных шествий она несла больших ручных змей, которые часто наводили страх на мужчин, когда, выползая из-под плюща и из священных корзин, они обвивали тирсы и венки женщин».

Эти ручные змеи жили у нее на женской половине, грелись у нее на груди и даже спали вместе с ней. Филипп змей не любил, и его приводило в ужас то, что жена пускает их даже в свою постель. Вид змеи, вытянувшейся вдоль тела супруги, навсегда погасил его любовный пыл.

Олимпиада тоже в свою очередь возненавидела мужа и даже в отместку ему сочинила сказку, что сына зачала она не от мужа, а от самого Зевса, явившего к ней в образе змея. Затем и сам Александр принялся повторять эту выдумку.

Честолюбие наследника престола проявилось очень рано. Всякий раз, как приходило известие, что Филипп завоевал какой-либо известный город или одержал славную победу, Александр мрачнел и говорил: «Отец успеет захватить все, так что мне уже не удастся совершить ничего великого и блестящего».

А однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: «Да, если моими соперниками будут цари!»

Эти качества дополнял живой и не по-детски развитый ум. Когда в отсутствие Филиппа в Македонию прибыли послы персидского царя, Александр, не растерявшись, радушно их принял и буквально покорил послов своей приветливостью и тем, что не задал ни одного детского или малозначительного вопроса, а расспрашивал о протяженности дорог, о способах путешествия в глубь Персии, а также о том, каковы силы и могущество персов. Послам оставалось лишь только изумляться способностям мальчика и его стремлениям.

Несмотря на то что Олимпиада всячески настраивала сына против отца, Филипп его очень любил и старался дать сыну наилучшее воспитание. Видя, что Александр от природы упрям, царь старался больше убеждать его, чем приказывать. Разумным словом его легко можно было склонить к принятию правильного решения.

Когда Александру было 13 лет, царь призвал для его обучения философа Аристотеля. Для занятий и бесед он отвел Аристотелю и Александру рощу, посвященную нимфам, где даже несколько веков спустя показывали каменные скамьи, на которых сидел Аристотель, и тенистые места, где он гулял со своим учеником. Александр любил учителя, говоря, что своему отцу Филиппу он обязан тем, что живет, а Аристотелю тем, что живет достойно. Александр не только усвоил учения о нравственности и государстве, но приобщился и к тайным, более глубоким учениям, которые философы называли «скрытыми». Когда, находясь уже в Азии, Александр узнал, что Аристотель некоторые из этих учений обнародовал в книгах, он очень расстроился и обиделся. По его мнению, эти знания должны были быть достоянием лишь избранных — царей. «Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием?» — спрашивал он в письме своего учителя.

Аристотель оправдывается, утверждая, что эти учения хотя и обнародованы, но вместе с тем как бы и не обнародованы, так как все равно останутся непонятны невеждам.

Любимым литературным произведением Александра всю жизнь была «Илиада». Список «Илиады», исправленный Аристотелем и известный под названием «Илиада из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом.

Плутарх:

«Однажды Александру принесли шкатулку, которая казалась разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из всего, что попало в руки победителей. Александр спросил своих друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие — другое, но царь сказал, что будет хранить в ней „Илиаду“».

Имя этого знаменитого коня переводится как «Быкоголовый». Его привел Филиппу некий фессалиец, предлагая продать коня за тринадцать талантов. Это было очень дорого! Однако когда коня вывели на поле, он показался всем диким и необъезженным: никому не позволял сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала. Тогда присутствовавший при этом Александр посетовал:

— Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его!

— Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем? — возразил Филипп.

— С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой, — ответил Александр.

Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к Букефалу, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: ведь он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что он успокоился, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал: «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!»

Анекдот: Однажды во время жертвоприношений воспитатель Александра Леонид упрекнул мальчика в том, что он слишком щедро сыплет в огонь жертвенника дорогие благовония: «Ты будешь так щедро жечь благовония, когда захватишь страны, ими изобилующие. Пока же расходуй то, чем располагаешь, бережливо». Завоевав Персию, Александр послал Леониду пятьсот талантов ладана и сто талантов мирры, написав: «Я послал тебе достаточно ладана и мирры, чтобы ты впредь не скупился во время жертвоприношений!»

Многочисленные любовные похождения Филиппа и его повторные браки давали Олимпиаде отличный повод разжигать в сыне ревность и ненависть. Самая сильная ссора между отцом и сыном произошла на свадьбе Клеопатры, молодой девушки, ставшей очередной супругой стареющего царя. Аттал, дядя невесты и приближенный Филиппа, опьянев во время пиршества, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола. Взбешенный этим Александр вскричал: