— Да, — коротко ответил телохранитель, кивнул и вышел.

Цезарь снова повернулся к окну, чтобы взглянуть на свой город.

Город, который он сам покажет Грейс, желает она того или нет.

Что-то подсказывало ему, что она хочет прогуляться по городу одна, но это не его проблема.

— Почему ты завтракаешь здесь? — поинтересовался Цезарь, появившись на пороге кухни. Грейс сидела за стойкой и наслаждалась круассаном и кофе. Бирюзовая блузка, которую она надела, прекрасно подходила к ее глазам.

Цезарь ждал Грейс в столовой, чтобы сообщить об отданных им на сегодня распоряжениях. Мария же, принеся ему кофе, сказала, что девушка завтракает в кухне.

Услышав его голос, Грейс едва не подавилась. Сделав глоток кофе, она взглянула на своего работодателя.

И чуть не подавилась во второй раз — от недостатка кислорода. На Цезаре были черная рубашка, обтягивающая мускулистый торс, выцветшие джинсы, низко сидевшие на бедрах, и черные ботинки. Дыхание у нее перехватило. Да и у какой женщины не перехватило бы дыхание от подобного образчика мужской красоты? Вспомнив о том, что его чувственные губы творили с ней вчера, Грейс обнаружила, что ей трудно дышать.

Как и предполагала, ночью девушка долгое время лежала без сна, ворочаясь с боку на бок, чтобы затем провалиться в полный видений сон, точнее, сны.

Ей снилось, что она куда-то бежит в одной ночной рубашке и что-то ищет. До этого ей снился Цезарь, когда он был маленьким. Он играл в парке со светловолосым ангелочком. Затем она услышала его шепот: «Сладких снов», — и увидела темные пронизывающие глаза…

Потом она снова ощутила, как он ласкает ее, немедленно проснулась и села на кровати. Глаза ее были широко раскрыты, дыхание с шумом вырывалось из груди, тело болело и жаждало близости, которую Грейс видела во сне. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: этот сон связан с мужчиной, который в настоящий момент стоит на пороге кухни. Не выспавшись как следует, Грейс чувствовала себя сегодня утром разбитой и усталой. Поэтому она была не в силах сражаться с высокомерием Цезаря.

— А где я должна завтракать? — Она стряхнула крошки с пальцев, взяла пустую тарелку и чашку и понесла их к посудомоечной машине. Темные волосы, выбившиеся из прически, скрывали ее лицо.

— В столовой. Вместе со мной.

Грейс медленно выпрямилась и взглянула на Цезаря широко раскрытыми глазами:

— Почему, во имя всего святого, я должна завтракать там?

— А почему нет? — нахмурился он.

— Так. Позволь, я объясню, — ответила она, засовывая руки в карманы джинсов, чтобы Цезарь не заметил, как они дрожат. — Во-первых, я такая же служащая, как и Мария, а ей ты не предлагаешь завтрак в столовой.

— В Аргентине ты находишься скорее в качестве моей гостьи, нежели работницы.

— Я оказалась в Аргентине только потому, что должна была приготовить праздничный ужин в честь твоего дня рождения, — напомнила Грейс.

— А сегодня выходной, поэтому ты — моя гостья.

— Это означает, что сегодня мне не надо готовить?

Цезарь покачал головой:

— Мария приготовит ужин для нас обоих.

Ужин для них обоих? Грейс не была уверена, что ей нравится эта мысль.

— Во-вторых, — твердо продолжила она, — я не собиралась завтракать с тобой.

— Ты по-прежнему злишься из-за того, что произошло вчера? — спросил он.

Грейс презрительно усмехнулась:

— Что заставило тебя предположить это?

Цезарь не предполагал, он был уверен. Он видел это по блеску ее аквамариновых глаз, по тому, как она поджимает полные чувственные губы. Губы, которые он вчера целовал и получал от этого ни с чем не сравнимое наслаждение.

Бледность щек Грейс и темные круги под глазами говорили о том, что она, как и он сам, плохо спала ночью.

— Рафаэль уничтожил ту запись, — бросил Цезарь.

— Жалко, что информацию нельзя так же легко удалить из его памяти, — едко заметила Грейс.

Цезарь сделал глубокий вдох:

— Можешь верить, можешь не верить, но ты нравишься Рафаэлю. Он уважает тебя и ни с кем не будет обсуждать то, свидетелем чего стал прошлым вечером.

— А тебя не радует его отношение ко мне, верно? — потребовала ответа Грейс.

Цезарь сделал еще один глубокий вдох:

— Я также попросил его выключить все видеокамеры. Они не будут работать, пока мы завтра не уедем.

Глаза ее расширились.

— Почему, во имя всего святого, ты… — Грейс хмыкнула. — Я надеюсь, ты сделал это не с целью повторить начатое? Потому что если ты задумал…

— Я понимаю, почему ты так ведешь себя, Грейс, но я не намерен позволять тебе беспрестанно оскорблять меня, — резко оборвал ее Цезарь, терпение которого лопнуло. — Я велел, чтобы камеры выключили, потому что они тебе не нравились. Ничего более.

Грейс подняла брови:

— И Рафаэль так просто проглотил это?

Цезарь жестко улыбнулся:

— С моей стороны не по-джентльменски передать тебе даже суть того, как отреагировал Рафаэль на мою просьбу.

Грейс не хотела, чтобы Цезарь ей нравился, — было бы куда удобнее ненавидеть его, однако она не могла не испытывать признательности.

— Спасибо. Это весьма мило.

Краешки его губ приподнялись.

— Каких же усилий тебе стоило произнести это!

— Ты даже не представляешь, — откликнулась она.

— О нет, представлю, — сухо парировал Цезарь. — Ты готова выйти из дома прямо сейчас или тебе нужно время, чтобы накинуть жакет?

Грейс не понравилось бы, если бы она узнала, что он с трудом заставляет себя не смотреть на ее попку, обтянутую джинсами. Жакет может скрыть этот приятный изгиб.

— Готова? — осторожно переспросила Грейс.

Он склонил голову:

— Я предлагаю тебе свои услуги в качестве гида — хочу сам показать красоты города, в котором я родился и вырос.

Грейс была слишком ошеломлена, чтобы скрыть удивление.

— Почему ты это делаешь?

Губы Цезаря сжались.

— Потому что я так хочу.

Грейс уже достаточно знала Цезаря, чтобы понять: он делает только то, что хочет, но тем не менее…

— Спасибо, но я хотела бы отправиться одна.

Его подбородок напрягся.

— Почему?

Грейс сквозь зубы процедила:

— Потому что не хочу гулять в окружении твоих телохранителей весь день.

— Не будет никакой охраны, Грейс.