Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отлично! — громко сказал Завадский. Несколько сотен рук принялись аплодировать. Ряды людских голов перестали мерно двигаться вправо и влево.
Игра продолжалась. И снова: все головы влево, секунда без движения, все головы вправо. Лица в бинокле: женщина, женщина, мальчик, двое мужчин в темных очках… Нет, не он… Толстяк вытирает платком лоб, поднимает очки… тоже не он…
Игра продолжалась. Зентек, сидящий по другую сторону от девушки, оторвался на минуту от корта и искоса посмотрел на нее. Голова ее медленно двигалась. Тонкая, загорелая рука спокойно держала бинокль.
«Когда она успела загореть?» — подумал он и прикоснулся к собственным плечам, которые все еще горели после вчерашнего пребывания на пляже. С того времени, как закончил офицерскую школу, он почти не бывал на солнце. Ему казалось, что с тех пор прошли десятки лет. Семь лет? Нет, восемь.
Он вернулся к игре. Высокий накал. Головы на трибунах приподнялись. Возьмет, не возьмет? Взял. Отбитый мяч пролетел высоко над сеткой.
Малгожата отняла бинокль от лица и на минуту закрыла глаза. Снова аплодисменты.
Воспользовавшись шумом, она слегка наклонилась к Зентеку. Завадский, сидевший с другой стороны, не мог ее услышать.
— У меня в голове все перемешалось. Они все в очках. А я ничего не помню. Не знаю уже, как он выглядел… Забыла… Я больше не могу на них смотреть. Вижу только очки и головы, как на качелях.
— Тише… Отдохни минуточку. — Зентек невольно положил руку на ее ладонь, но сразу же отдернул ее. — Ты плохо себя чувствуешь?
Малгожата без слов утвердительно кивнула головой.
— Сейчас будет конец одиночной игры. На парную мы уже не останемся…
Она благодарно улыбнулась.
Игра закончилась. Противники подали друг другу руки. Люди на трибунах стали подниматься.
— Мороженое!!! Вода!!! Оранжад, конфеты, сигареты!!!
— Сестра немного устала, — сказал Зентек Завадскому. — Если вы не будете возражать, мы не будем смотреть продолжение игры.
— Ну, разумеется! — Они начали пробиваться к выходу. — Меня тоже, честно признаюсь, не очень это интересовало. Все-таки в теннис у нас играть не умеют! Панна Малгожата, как я успел заметить, тоже не очень интересовалась игрой. Правда? Я видел, что вас больше интересовали наряды присутствующих на игре, нежели то, что делается на корте.
— Наряды? — Малгожата на секунду остановилась. — Да! Ну это легко можно было предположить… — Она рассмеялась. — Когда встречаются столько женщин, каждой необходимо увидеть, в чем одеты другие. Такие уж мы все…
К счастью, они приехали поздно, и их машина была припаркована с краю длинного, в несколько километров, паркинга.
— Если вы позволите, я на минуточку заскочу в киоск за сигаретами.
Завадский быстро отошел в сторону киоска, раскрашенного, как клоун.
— Мы никогда его не найдем, — тихо сказала Малгожата, усаживаясь на сиденье рядом с включающим зажигание Зентеком. — Это было бы чудо. Тогда он был в куртке и в очках, которые закрывали ему пол-лица, и быстро двигался… Я не узнаю его, если он будет одет, как все другие люди, и будет ходить нормально.
— Увидим. Не беспокойся раньше времени. Он может быть сейчас за тысячу километров от нас, но может быть уже очень, очень близко.
Малгожата хотела что-то ответить, но ничего не успела сказать, так как в ту самую минуту, когда Зентек замолчал, рядом с ней появилась голова доктора Завадского.
— Все! — воскликнул он, слегка запыхавшись. — К счастью, у них здесь был «вавель». В Здроях их невозможно достать. Должны поступить только завтра…
Машина тронулась. На повороте улицы, в том месте, где она соединялась с широким полотном варшавской автострады, им пришлось остановиться, чтобы пропустить сначала одну, потом другую, потом и третью машину, которые выехали из-за поворота.
В каждом из этих автомобилей сидел только один человек, ведущий свой автомобиль в направлении еще невидимого отсюда моря или, скорее, в сторону растущих по берегу деревьев и стоящих между ними домов, обозначенных на карте названием: «Здрои».
Но ни Малгожата, ни Зентек, ни сидящий на заднем сидении и раскуривающий в настоящий момент сигарету пан Завадский не знали, что во всех этих трех автомобилях на дне чемоданов, под бельем, лежат плоские пистолеты.
Машины проехали и исчезли за следующим поворотом. Зентек медленно тронулся с места, свернул на автостраду и поехал за ними.
Он устал от жары и ехал медленнее, чем обычно. Если бы не это, можно было бы обогнать все эти три автомобиля, едущие перед ним. Тогда, возможно, кто-то, кто должен был погибнуть этой ночью, не погиб бы, потому что капитан был хорошим водителем, и, имея свободное место в машине, всегда брал тех, кто путешествует автостопом. Но даже самый опытный офицер следственной службы не может предвидеть будущего, если не располагает никакой информацией.
И Зентек понятия не имел, что в нескольких километрах перед ними медленно идет вдоль шоссе молодая симпатичная девушка в джинсах, с рюкзаком за плечами.
Девушка облизала запекшиеся губы. Калитка была открыта. Она сбежала с насыпи шоссе и вошла в усадьбу. Ни во дворе, ни в открытых дверях домика никого не было видно. Девушка подошла к колодцу, сбросила рюкзак, взявшись за скрипящий журавль, опустила ведро в колодец и стала ждать, пока туда наберется вода.
На потревоженной поверхности воды нельзя было увидеть никакого отражения. Девушка выпрямилась, вытянула ведро и напилась прямо из него, стараясь не облиться.
Она была одета в легкую блузку, надетую прямо на голое тело, и, когда вода из ведра выплеснулась ей на грудь, вздрогнула. Потом поставила ведро, взяла рюкзак и вернулась на обочину шоссе. Она хотела сесть, чтобы вынуть из рюкзака последнюю булку из тех, которые взяла с собой в дорогу, но заметила издали черный низкий автомобиль, идущий в направлении, в котором она хотела поехать.
Она сорвалась с места и встала на краю шоссе с поднятой рукой. Она была такой красивой, смуглой, черноволосой, что ее можно было заметить издалека.
Поэтому человек, сидящий за рулем приближающегося автомобиля, сразу обратил на нее внимание. Он затормозил и высунулся из окна:
— Куда?
Она ответила на его улыбку улыбкой.
— В Здрои.
Потом прищурилась и отбросила волосы со
