Мне нечего было ей ответить. Главное, я не изменила Вадиму.

Голованов не появлялся у нас больше недели. Поначалу я пребывала в уверенности, что он примчится следом, потом считала, что на следующий день, после думала – через день, но Глеб словно в воду канул.

Несколько раз я порывалась позвонить, телефонами мы обменялись, когда ехали к нему в квартиру, но тут же одёргивала себя. Мало ли, где его черти носят, я не собиралась показывать заинтересованность. Вот ещё! Голованову надо – пусть он и звонит!

Вопреки нервному ожиданию, я раз за разом одерживала победу над собой. В подтверждение собственного равнодушия к высокомерному засранцу, по себялюбию которого ударил мой отказ, я звонила Вадиму. Поболтать о мелочах, узнать, как его дела. Пару раз он с энтузиазмом поддерживал мою болтовню, потом начал находить причины, почему не может говорить прямо сейчас, а в последний раз сказал, что отправляется с парнями на рыбалку, на связи его не будет несколько дней.

Причин не доверять Вадиму у меня не было, он ни разу не давал повода усомниться в верности, уличить в обмане. Объяснение тому, что он не хочет беседовать по телефону несколько часов кряду, я нашла мгновенно: Вадим не самый разговорчивый человек, у нас бывали дни, когда он не произносил ни слова за целые сутки!

– Глеб, – услышала я голос Коли, когда остановилась у клумбы, чтобы сфотографировать розы. Я сразу подобралась, решив, что пропустила явление мистера всея побережья, однако быстро сообразила, что разговаривает брат по телефону: – Хорош депрессовать, прекращай. А то давай, подскакивай, посидим, перетрём.

Как ни тянулась я в сторону телефонного разговора, расслышать, что ответил Голованов, не могла. Благо, к Коле подошла Нюта с Алёшей на руках, поставила малыша на руки отцу, ловко сдёрнула сырые шорты и, пока Коля машинально придерживал сынишку, одела сухие. Я не знала, нормально ли то, что у двухлетки случаются подобные казусы, но судя по спокойным движениям родителей, всё шло свои чередом.

– Что случилось? – спросила Нюта, поставив Алёшу на землю, тот рванул со всех ног к соседскому коту, которого братья безуспешно пытались поймать всё пребывание у дедушки с бабушкой.

– У Глеба внеплановая проверка.

– Чего проверяют?

– Я в этом ничего не понимаю, – ожидаемо ответил Коля, который был так же далёк от медицины, как я от подводного флота. – Глеб не на шутку запарился, похоже.

– Ещё бы, – вздохнула Нюта.

В это время телефон в моей руке оповестил, что пришло сообщение. Я машинально глянула, отвлекаясь от беседующих родственников, и больше уже не смогла оторвать взгляд от экрана.

Новые фотографии Алёны – моей лучшей подруги, так во всяком случае я считала до этого вечера. Сначала я не увидела никакой крамолы: Алёнка, красующаяся в купальнике на берегу озера, на заднем фоне коттеджи знакомой базы отдыха – время от времени мы выбирались туда компанией. В Иркутск пришло лето, не такое удушающе жаркое, как на побережье Чёрного моря, но это было самое настоящее лето, горожане спешили на свежий воздух.

Черти дёрнули заглянуть в сторис Алёны. Поначалу всё смотрелось невинно, фотографии и короткие видео, громкий смех на заднем плане, после камера переместилась на лобовое стекло машины, демонстрируя дорогу, знакомую переднюю панель, руки Вадима на руле. Он же уехал на рыбалку…

Быстро промотав все изображения, я прошлась по аккаунтам наших общих приятелей: моих, Вадима, Алёны и тех, кто тоже засветился на фотографиях с базы отдыха. У кого-то, как у Вадима, инстаграм молчал, некоторые выкладывали фото природы, писали посты про наступившее лето, приятную компанию, а кто-то постил буквально каждый шаг, заодно документируя, как Алёна виснет на шее Вадима, обнимает его со спины, или его вальяжно закинутую ей на плечи руку.

Происходящее было чем угодно, но не рыбалкой, куда якобы отправился Вадим, и точно не дружескими объятиями, которые мне нестерпимо хотелось приписать двум самым близким в последние годы людям.

Вспомнилось, как мы познакомились с Алёной на первом курсе института и почти моментально подружились. Она была местная, знала каждый закоулок Иркутска, была в курсе всех культурных событий, знакома с каждым начинающим музыкантом, талантливыми программистами, детьми чиновников местного разлива.

Она же и познакомила меня с Вадимом в конце первого курса, когда я стояла на пороге отчисления. Поначалу я старательно училась, посещала все без исключения лекции, веря в поговорку: «сначала ты работаешь за зачётку, потом зачётка работает на тебя», вот только продлилось это недолго.

Быстро выяснилось, что стипендии и тех крох, что присылали родители, хватает только на проезд, квартплату и скудное питание. Мне же, как молодой девушке, впервые попавшей в большой город, хотелось покупать косметику, наряды, ходить в бары, ночные клубы, про которые щебетала Алёна.

Я быстро нашла себе работу, сначала официантки, потом промоутера в алкогольной компании. Мы зажигали в увеселительных заведениях, раскручивая мужчин на покупку именно нашей продукции. В мои смены, как правило, была самая большая выручка. К новому году меня переманил самый дорогостоящий бар Иркутска на должность «текильщицы» – девушки, которая разводит гостей на покупку алкоголя. Мне оплачивали напитки и закуски, а обязанности были до смешного простые – убедить мужчин в необходимости спустить все деньги за одну ночь именно в нашем баре.

Мне ничего не нужно было делать для этого, лишь улыбаться, покачивать задницей, время от времени намекать на продолжение банкета в приватной обстановке, пока «клиент» не уходил в полный штопор, предварительно оставляя всё, что мог, в кассе заведения. Самые простые деньги в моей жизни!

Именно тогда я поняла, что разговоры о моей красоте – не пустой звук, что я могу снимать сливки с того, что видят мужчины. Я вбухивала почти всё заработанное в себя, доводя облик до совершенства, понимая, что от упругости ягодиц зависит моё финансовое благополучие.

Естественно, не обходилось без флирта, откровенных предложений, которые я время от времени принимала, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Каждый раз наутро я обещала себе, что следующего раза не будет, а если и произойдёт, то на трезвую голову. Беда была в том, что трезвая я не могла смотреть на мужчин – все они, от восемнадцатилетних лопоухих ровесников, до семидесятилетних старцев напоминали о любви всей моей жизни, о том, что произошло летом.

Мой организм не откликался ни на флирт, ни на бесстыжие ласки брутальных красавчиков, внутри словно сжималась пружина, принося почти невыносимую боль. Я понимала, что не должна стоять на месте, обязана выкинуть из головы, сердца, души Голованова Глеба, перестать думать о нём, мечтать, представлять, но ничего, совсем ничего не могла поделать.

Лишь в пьяном состоянии я спокойно ложилась в кровать с мужчиной, тогда у меня получалось расслабиться и если не получить удовольствие, то хотя бы попытаться. Казалось, одна-единственная ночь, принёсшая хотя бы тень от удовольствия, которое я испытала однажды, решит все мои проблемы.