— О!

Это прозвучало разочарованно, и Сестра решила спросить, почему?

Робин пожал плечами. — У нас обычно были сиделки там, где мы были, в большом здании. Я обычно звал их черными дроздами, потому что они всегда налетали на меня, когда думали, что что-то сделано неправильно. Но некоторые из них были ничего. Сестра Маргарет говорила, что дела у меня поправятся. Вроде семьи, дома и все прочее. — Он оглядел пещеру. — Что-то вроде дома, а?

До Сестры дошло, о чем говорит Робин. — Вы жили в приюте?

— Да. Все. Многие из нас заболели и умерли, когда похолодало. Особенно те, кто был действительно маленьким, — его глаза потемнели. — Отец Томас умер, и мы похоронили его за большим домом. Сестра Линн умерла, а затем также сестра Меи и сестра Маргарет. Отец Каммингс ушел ночью. Я не виню его — кто же хочет заботиться о стаде ничтожных доходяг? Некоторые другие тоже ушли. Последним, кто умер, был отец Клинтон, и тогда остались только мы.

— А там были с вами более старшие ребята?

— О, да. Осталось несколько из них, но большинство просто ушли от нас. И вот, как я понимаю, я остался старшим. Я посчитал так, если я уйду, то кто позаботится об этом отребье?

— И вы нашли эту пещеру и стали грабить?

— Конечно. Почему же нет? Я имею в виду, что мир же сошел с ума, ведь так? Почему же нам не грабить людей, если это единственный способ остаться живым?

— Потому что это неправильно, — ответила Сестра. Парень засмеялся. Она дала его смеху затихнуть, а потом сказала. — Сколько народу вы убили?

Все следы улыбки исчезли с его лица. Он пристально посмотрел на свои руки, это были руки мужчины, грубые и мозолистые. — Четверых. Иначе они убили бы меня. — Он неловко пожал плечами. — Это не важно.

— Ножи готовы, — сказал Пол, возвращаясь от костра. Стоя на костыле над раненым мальчиком, Хьюг глубоко вздохнул и наклонил голову. Так он постоял с минуту.

— Хорошо. — Голос у него был тихий и смирившийся. — Принесите ножи. Сестра, вы не сможете встать рядом на колени и помочь мне держаться? Еще мне нужно, чтобы несколько мальчишек держали для безопасности Баки. Не нужно, чтобы он метался.

— Может мы просто дадим ему как следует или еще что-нибудь в этом роде?

— Нет. В этом есть риск, что мы повредим мозг, а первым побуждением человека, которого ударили до потери сознания, является желание вскочить. Нам ведь это не нужно? Пол, не подержишь ли ты ноги Баки? Надеюсь, от того что ты увидишь немного крови тебе не станет плохо?

— Не станет, — сказал Пол, а Сестра припомнила тот день на М¤80, когда он доставал внутренности из брюха волку.

Принесли горячие ножи в металлическом горшке. Сестра встала на колени возле Хьюга и дала ему возможность опереть на нее его слабый вес. На землю рядом с собой она положила стеклянное кольцо. Баки был пьян и бредил, он говорил о том, что слышит, как поют птицы.

Сестра слушала, но ей было слышно только, как у входа в пещеру воет резкий ветер.

— Милостивый Боже, направь, пожалуйста, мой нож, — прошептал Хьюг. Он взялся за нож. Лезвие было слишком широким, и он выбрал другой. Даже самый узкий из имеющихся ножей будет таким же неуклюжим, как сломанный палец. Он знал, что единственный промах может прорезать левый желудочек сердца, а тогда ничто не сможет остановить фонтан крови.

— Начинайте же, — подгонял Робин.

— Я начну, когда буду готов! И ни одной проклятой секундой раньше! А теперь отодвинься от меня, парень!

Робин отступил, но остался достаточно близко, чтобы наблюдать.

Некоторые другие держали Баки за руки, его голову и туловище, прижимая их к земле, а большинство из них, даже жертвы маски Иова, сгрудились вокруг. Хьюг взглянул на нож у себя в руке, он дрожал, и дрожь не прекращалась. Прежде чем нервы у него окончательно сдали, он склонился вперед и прижал горячее лезвие к краю раны.

Брызнула зараженная жидкость. Тело Баки дернулось, и мальчик завыл от боли. — Прижимайте его сильнее! — закричал Хьюг. — Держите его, черт подери! — Мальчишки в борьбе старались сдержать его, и даже Полу было трудно удержать дергающиеся ноги. Нож Хьюга пошел глубже, и крик Баки отражался от стен.

Робин закричал: — Ты убиваешь его! — Но Хьюг не обратил внимания.

Он схватил банку с самогоном и стал его брызгать вокруг и внутрь гноящейся раны. Теперь мальчишкам было проще удерживать Баки. Хьюг стал снова вводить зонд, его собственное сердце колотилось, как будто вот-вот вырвется из груди.

— Я не вижу пулю! — сказал Хьюг. — Она ушла слишком глубоко! — Кровь выбивалась струйкой, густая и темно-красная. Он выбрал осколки кости из разбитого ребра. Ниже лезвия билась и пульсировала красная губчатая масса легкого. — Держите, прижимайте его крепче, ради Бога! — кричал он. Лезвие было слишком широким, это был не хирургический инструмент, это был инструмент мясника. — Я не могу сделать это! Я не могу! — взвыл он и отбросил нож.

Робин прижал дуло пистолета к его черепу. — Убирай ее оттуда, и все!

— У меня нет нужных инструментов! Я не могу работать без…

— К черту инструменты! — закричал Робин. — Работай пальцами, если нужно! Только удали пулю!

Баки стонал, веки его лихорадочно дрожали, тело так и стремилось принять позицию утробного плода. Чтобы удержать его, остальные прикладывали все свои силы. Хьюг как будто потерял рассудок, в металлическом горшке не было более узких лезвий, подходящих для работы. Пистолет Робина подталкивал его по голове. Он взглянул в сторону и увидел стеклянное кольцо на земле.

Он увидел два тонких острых выступа и заметил следы того, что когда-то было еще три.

— Сестра, мне нужен один из этих шипов как зонд, — сказал он. — Ты не могла бы отбить один для меня?

Она поколебалась только одну — две секунды, а затем шип был у него на ладони и отсвечивал всеми цветами.

Расплавляя края раны другой рукой, он скользнул зондом внутрь алого отверстия.

Хьюгу пришлось войти глубоко, мурашки ползли по спине при мысли, что мог там задеть зонд. — Держите его! — предупреждал он, проводя кусок стекла на сантиметр левее. Сердце работало, тело проходило еще через один болевой порог. — Спеши! Спеши! — думал Хьюг. — Найди эту сволочь и вытащи! Зонд проскользнул еще глубже, и все еще не было никакой пули.

Он вдруг вообразил, что стекло нагревается у него в руке. Оно стало очень теплое, почти горячее.

Еще две секунды и он уже был уверен, зонд нагревается. Баки содрогнулся, глаза его закатились и он милосердно затих. Клубок пара поднялся из раны, как при выдохе. Хьюг подумал, что у него запах подпаленной ткани. — Сестра? Я не знаю…

Что происходит, но я думаю…

Зонд коснулся твердого предмета глубоко в губчатых складках тканей, менее чем в полудюйме ниже левой коронарной артерии. — Нашел! — прохрипел Хьюг, пока сосредоточивался на определении ее размера концом зонда. Кровь была везде, но это не была та светлая артериальная кровь, движение ее было вялым. Зажатое в руке стекло стало горячим, а запах горелой плоти сильнее. Хьюг ощутил, что его оставшаяся нога и нижняя часть тела замерзают, но из раны поднимается пар. Ему пришло в голову, что кусок стекла каким-то образом проводит тепло его тела, поднимая его и усиливая в глубине раны. В руке он почувствовал силу — спокойную уверенную силу. Казалось, она потрескивала у него в руке, как разряды молнии, очищая мозг от страха и выжигая паутину паров самогона. Он вдруг ощутил, как тридцать лет медицинского опыта снова заполнили, влились в него, и он почувствовал, что он молод, силен, и не боится.