А вот уже намек на то, что за него в случае чего впряжется Воскресенский, один из глав города, а с Советом шутки плохи.

— Интересный вызов, — ухмылка возвращается на мои губы. — Что ж, Казимир Львович, ваша позиция теперь мне полностью ясна. Приятно было расставить все точки над «и», но мы, пожалуй, пойдем, — я замечаю в дальнем углу Екатерину Меньшикову. Князь-защитница Сочи оглядывается в поисках кого-то, лицо у нее рассерженное. — Еще со столькими людьми нужно переговорить…

Что ж, всё ясно. Ты мертвец, старик. Судьба твоего рода еще под вопросом, но вам с сыном точно не жить. Вы попрали древние клятвы и кичитесь покровительством наркоторговца. Это не стыдоба. Это позор.

Через минуту мы с Радмилой уже стоим у столика с разнородными закусками. Подхватываю рулетик из ветчины с начинкой и отправляю его в рот. Оу-у-у, я снова в Небесном царстве. Так просто и так вкусно!

Пооглядываясь, Радмила с моего разрешения уходит щебетать к стайке подружек на другой половине зала. И вскоре даже оттуда доносится их звонкий девичий смех.

Я же неторопливо пробую мусс из авокадо с красной рыбой и фаршированный чернослив. Кто-нибудь, оттащите царя от стола! В отличие от магов и воинов повара с веками достигли непревзойденного мастерства.

— Я не вижу меча, Романов, — раздается хрипловатый женский голос.

Не спеша оборачиваюсь.

Некоторые женщины потрясающи в гневе, Екатерина одна из таких. Лицо у неё скульптурное, с выразительными чертами, которые становятся ещё более заметными, когда она злится. Весь её облик говорит о том, что эта девушка не просто красива, но и сильна, умна и уверена в себе. Сегодня она в черном мундире с золотыми эполетами. Никаких украшений, только золотые пуговицы.

Не сразу я заметил рядом с Катей стройную девушку в голубом платье. Таков инстинкт воина — сначала фиксировать возможную угрозу, а потом уже красоту подле. А Катя ведь не только красива, но и охренеть как опасна.

— А разве оружие — обязательный атрибут дресс-кода? — делаю я удивленные глаза.

У Кати аж дергается бровь, от такой «наглости». Барышня явно привыкла командовать, но сейчас она сдерживается и отвечает:

— Романов, ты сломал мой меч. Я требую в качестве возмещения такой же — укрепленный магией артефактный одноручник, — она резким жестом откидывает длинные волнистые пряди за спину и смотрит в упор на меня. — Я жду ответа.

— Хм-хм, — я задумчиво поднимаю глаза к потолку. — Случайно, речь идет не о том мече, что летел мне в горло?

Катя сужает глаза, а ее подруга прыскает в ладошку. Тем самым обращая на себя мой оценивающий взгляд. И увиденное мне нравится. Прелестная, изящная, утонченная особа.

— Кэтрин, — странно коверкает милашка имя воительницы. — А представь, пожалуйста, нас с молодым человеком друг другу.

Судя по надутой моське, Кате совсем не до этого, но ради приличий она сдерживается.

— Романов Михаил, — коротко бросает князь-защитница города Сочи и указывает на подругу. — Воскресенская Маргарита, дочь члена Совета.

Тресни Навь! Вот так встреча! Не ожидал, что у подонка может быть настолько изящная малышка. А впрочем, это неважно. В мужских войнах женщины должны участвовать лишь в качестве причины, и сейчас совсем не тот случай.

— Рад знакомству, — целую я протянутые пальчики девушки. — С вашим появлением этот вечер расцвел новыми красками, Маргарита.

— Приятно слышать, Мишель, — хлопает ресничками милашка, переделав мое имя на манер франков. — Итак, я хочу услышать историю, как вам удалось привлечь внимание нашей защитницы. Как только мы пришли, она сразу принялась выглядывать вас среди гостей, — с хитрой усмешкой произносит девица.

Покрасневшая Катя хочет что-то сказать, но ей не дают грянувшие фанфары. Оркестр быстро замолкает. Взгляды всех гостей обращаются на вставшего в центре зала Трубецкого с бокалом шампанского. За спиной председателя Совета принося тумбы, за которыми встает обслуга в накрахмаленных рубашках.

— Уважаемые аристократы Сочи! — громким зычным голосом обращается Трубецкой. — Я рад, что вы все пришли на благотворительный вечер рода Трубецкого. Первым делом я хочу поблагодарить графа Генриха Штольбергского, прибывшего из далекой Германской Империи, — он поднимает бокал в сторону худого господина средних лет. — Наш иноземный гость уже выписал кругленькую сумму на цель мероприятия. Деньги пойдут на основание детского фонда. Советую и остальным последовать его примеру. Времена нынче тяжелые. Города Империи постоянно воюют друг с другом. Вокруг слишком много сирот, и наш долг — им помогать. Вот ваш шанс, судари и сударыни!

Поток гостей хлынул к тумбам. Они достают чековые книжки, и выписывают пожертвования в фонд Трубецкого. В очередь затесался и Аркадий. Он выпишет около ста тысяч.

Слуги за тумбами, принимая деньги, тут же отправляют через ноутбуки сообщения. Вышедший в центр мужчина с микрофоном держит в руках мобильник и, смотря в него, оглашает:

— Евгений Воскресенский пожертвовал миллион немецких марок! Андрей Кроптунов пожертвовал восемьсот тысяч немецких марок!..Аркадий Лазарев пожертвовал сто тысяч немецких марок! Казимир Воронов пожертвовал триста тысяч…

Я внимательно слушаю анонсера. Ведь суммы пожертвований прямо пропорциональны финансовым возможностям родов. Никто не хочет уронить лицо в грязь и раскошеливается столько, сколько может. Сразу складывается картинка кто во что горазд. Члены Совета, конечно, не в конкуренции. Особенно Трубецкие. Виктор внес деньги в свой фонд самым последним — ровно пять миллионов немецких марок. Мда, богатые черти.

Между тем поток желающих иссякает, оркестры начинаю играть танцы, и Катя с Ритой снова обращают на меня очи: одна — яростные и недовольные, другая — обольстительные и заинтригованный. Прямо огонь и вода.

— Романов, — шипит Катя. — Так что ты мне скажешь?

Я протягиваю ей свою ладонь.

— Скажу, что приглашаю вас на танец, сударыня, — произношу с пафосом. Как раз начинается очередной медляк.

— Как интересно! — Рита радостно хлопает в ладоши, наблюдая за нами.

Но Катя не разделяет ее романтичности. Защитница города моргает пару раз в непонятках, а потом хмуро произносит:

— Я тебе про меч, а ты мне про танцы⁈ Издеваешься⁈

— Отнюдь, — качаю головой, не убирая руки. — Предлагаю быть последовательными в наших интересах. Сначала мой, потом ваш.

Она смотрит на мою руку и вдруг краснеет:

— Но я же не в платье!

— Я тоже, — и глазом не веду. Судя по всему, она начала оттаивать. — Вы не любите вальс? Дождемся менуэта?

— Я люблю вальс, но…

Рядом со мной возникает высокий блондин в таком же черном мундире, как у Кати. Золотые эполеты, подтянутая униформа, высокие хромовые сапоги. Еще один князь-защитник. Сколько ж вас?

Блондин насмешливо оскаливается в мою сторону и тут же обращает взгляд на Катю:

— Катюш, идем танцевать! — вальяжно выкидывает он руку вперед. Теперь перед Катей две ладони — моя и блондина. Я даже не сомневаюсь в ее выборе. Какой-то князь или целый