Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С чего ты взяла, что я похож на маму?
– У вас, у человечков, детеныши всегда похожи на одного из родителей: либо на самца, либо на самку.
– А у вас, у рагр, не так?
– У нас внешних отличий не так много. В основном только запах. А он у каждого свой.
На голову, прижимая уши, легла тяжелая ладонь.
– Каси, хочешь стать моей подчиненной нечистью?
– Боевки завалишь.
– Завалю, – тихо повторил он.
К тому моменту, как Аррануш вернулся, Керст уже спал.
* * *
Последним дорогим гостем, которого я встречала в виде рагры, был Илис. В госпиталь он заявился прямо от портала. Измотанный, насквозь пропахший горным воздухом, помятый, но радостный.
Ворвался в палату синеглазым вихрем, принес с собой запах свежести и колючий мороз, и, не спрашивая разрешения, устроился на кровати, в ногах еще совсем бледного и порядком схуднувшего, но уже вполне бодренького Керста.
Мне, как рагре впечатлительной и нервной, лишь чудом не улетевшей в окно от неожиданности – собственно, не улетевшей лишь потому, что оно было закрыто – столь эпичное появление драгоценного хозяина после не такой уж и долгой, если подумать, разлуки совсем не понравилось.
Проигнорировав мой осуждающий взгляд, Илис похлопал по кровати рядом с собой:
– Каси, иди сюда.
Я очень медленно и неохотно спрыгнула с подоконника. Любоваться зимними пейзажами больше не хотелось, хотелось к хозяину на ручки, но ему об этом знать, конечно же, было не обязательно. Потому к кровати я брела с самым независимым видом, на какой только была способна моя рагровская нетерпеливость.
– И когда тебя можно будет поздравить с выздоровлением? – полюбопытствовал хозяин, наблюдая за моим неспешным шествием.
Керст, которого очень обрадовало появление Илиса, заметно помрачнел.
– Меня планируют держать здесь еще пару недель.
– Не так уж и много, – попытался подбодрить товарища Илис.
Полностью не согласная с оптимистичным заявлением хозяина, тяжело запрыгнув на кровать, я уже было собиралась забраться на Керста, чтобы в качестве моральной поддержи чуть-чуть посидеть у него на груди, но была перехвачена хозяином, и обвисла в его руках.
– Не много? – передернул плечами раненый. – Еще несколько месяцев после выписки запрещены любые нагрузки на руку.
– Он на второй год остается, – сообщила я то, что раненый все еще не смог принять. – Аррануш уже все бумаги подготовил.
Я это точно знала. Директор не поленился раза три об этом сообщить несчастному боевику.
– Будет, кому за Наей присмотреть, – попытался найти плюсы Илис.
Вот только Керста это не особо радовало. Меня почему-то тоже.
Хозяин это почувствовал и замолчал.
– Кадая не нашли? – наконец подал голос раненый.
Не вопрос, утверждение, но такое неуверенное, просящее.
Илис отвел взгляд.
– Даже отец пытался его отыскать. Сказал, что след привел в лагерь, но никто твоего аспида там не видел.
Керст кивнул и замолчал. Судя по глубокой складке, залегшей между бровей, думы его были безрадостными.
Тяжелое молчание угнетало.
– Сам-то хоть сдал? – нарушила я тишину, распластавшись на коленях хозяина.
– Все сдали. Хотя Тайса сразу из лагеря в лазарет отправили, на снежного барса нарвался, – признался Илис, неловко пригрозив и без того несчастному боевику: – Он тебя завтра вместе со всей группой навестит.
В госпиталь должна была нагрянуть куча громких, беспардонных боевиков… целители взвоют.
– Ке-хе-хе-хе-хе.
– Каси? – удивленно позвал Илис, прерывая мой злорадный смех. – Тебе плохо?
– Мне хорошо, – заверила его я.
Хотя хорошо мне было недолго.
Еще немного посидев со своим другом, хозяин засобирался в академию. И меня решил с собой прихватить, хотя я очень сопротивлялась.
Илис был непреклонен:
– Рован хочет с тобой повидаться.
«Про Кадая он узнать хочет», – чуть не ляпнула я, но промолчала.
Интересно посмотреть, как будут зеленеть завтра целители, когда проведать товарища придет целая группа боевиков, но сказать об этом Илису я не решилась. Было немного стыдно демонстрировать ему свою зловредность.
В последнее время я все чаще ловила себя на желании выглядеть в глазах хозяина хорошей. Не получалось, конечно, но желание такое существовало и очень злило, потому что мною было приписано к постыдным человеческим порывам.
Из госпиталя Илис меня все же забрал, благородно дав попрощаться с Керстом. Даже не ржал, когда я, прижимаясь к прохладной щеке, горячо обещала поспособствовать в поимке и подчинении новой нечисти.
– Мы тебе кого-нибудь лучше Кадая найдем, – искренне заверила его, – даже лучше генерала…
Раненый польщенно хмыкнул, а я, замолчав, призадумалась и с сожалением призналась:
– Хотя нет, лучше генерала мы уже никого не найдем. Но лучше Кадая – обязательно.
Керст проникся, потрепал меня по голове и попросил Илиса приносить меня почаще.
Будь моя воля, я бы вообще осталась с ним до полного выздоровления, но каникулы подходили к концу. Морре пора было возвращаться, и оставлять меня в госпитале никто уже не собирался.
Протащив по беленьким, чистеньким коридорам, Илис вынес меня на улицу, вырвав из отбивающего обоняние стерильного запаха чистоты и с размаху впечатав носом прямо в эту обмораживающую свежесть.
Снег искрился на солнце и был очень чистеньким, беленьким и пушистеньким. Но не таким беленьким, как вырвиглазная беспросветность белизны стен в Керстовой палате, а очень красивым беленьким – с синим отливом и яркой искрой.
Высокие ели, укрытые этим сверкающим великолепием, кое-где прорывались глубокой зеленью колючих лап, подставляя свои иголочки солнцу. Широкая, хорошо расчищенная дорога заканчивалась высокими коваными воротами, на которых красовался знак лекарей – круг с врезанным в него стилизованным деревом и змеей, запутавшейся в корнях.
А за воротами, отчетливо выделяясь на снежном фоне, стояла черная карета.
– Отправляется через десять минут, – сообщил мне Илис.
Без куртки или даже плаща, как был, в одном кителе, он быстро добрался до кареты, которая, если верить хозяину, ходила два раза в день из города в госпиталь и обратно. И мой драгоценный хозяин, оставив теплую одежду в карете, мужественно мерз на этом лютом морозе и рисковал заболеть.
Жгучее желание откусить ему голову, которой он все равно не думает, пришлось задушить и мирненько сидеть на ручках. С температурой он еще как-нибудь жить сможет, а без головы уже нет.