– Нечего колотить меня! – пробормотала я. Голова все-таки очень болела. Будто меня мучила страшная зубная боль.

Пощечины прекратились, и я медленно открыла глаза. Лже-Ивайн сидел на корточках рядом со мной с мокрой тряпицей в руке. Я была уже не в повозке, а лежала на боку в жесткой пожелтевшей траве. Я сморщила нос. Там пахло блевотиной, и я испугалась того, что, пожалуй, это вырвало меня.

Ивайн, что был вовсе не Ивайн, выпрямился и глянул вверх на кого-то стоявшего за моей спиной.

– Тебе повезло, Сандор, – вымолвил он. – Похоже, она надумала остаться в живых.

Вскоре мы покатили дальше. Я лежала на днище повозки, и на этот раз мне постелили два толстых плаща с каймой в черном и голубом цветах. «Цвета Скайа-клана», – подумала я, впервые оглядевшись в повозке, битком набитой толстыми грудами одежды с каймой частью в цветах Скайа-клана, а частью с зеленой и белой каймой Кенси-клана. Меж связками платья стоял продолговатый деревянный сундук, о который я все время ударялась, когда повозка подпрыгивала на кочке или камне. Я приподняла немного крышку и заглянула в сундук. Солома! Сундук, набитый соломой? Нет, так не бывает… Я сунула руку вниз и немного поворошила солому… и вдруг рука моя наткнулась на что-то холоднее и острое. Хоть я и не привыкла держать в руках оружие, я все-таки узнала, что это. Сундук был полон мечей.

Я снова опустила крышку. Плащи двух кланов и мечи! На что сдался лже-Ивайну такой груз?

Мы искали три дня, от рассвета до тех пор, пока не становилось темно, так что ничего не разглядеть. Кроме плаща Дины, мы ничего и никого не нашли – ни живых детей, ни мертвых.

– Мы вынуждены отправиться домой к твоей матушке, – сказал на четвертый день Каллан. – Нужно рассказать ей все.

Я не больно этого хотел. Похоже, Каллан тоже.

– Я слышал ее голос, голос Дины, Каллан.

– Ну да, ты так говоришь…

– Ты мне не веришь?

Каллан словно бы дрожал от холода, он был явно не в себе, а на душе у него кошки скребли.

– Да… Меж небом и землей куда больше того, нежели нам, людям, об этом известно.

Я знал: он думал о привидениях.

– Она жива, – сказал я. – Не верю, что она померла.

Каллан смотрел в сторону.

– Может статься. Но, пожалуй, в нынешние времена редко слышишь, как ты, голоса живых людей. – Он затянул ремень на своем спальном мешке и закинул его на плечо. – Ну? Идешь?

– Да! Ладно! А что нам остается?

Каллан был прав. Матушка должна узнать обо всем…

Каллан спустился вниз седлать лошадей. Я отыскал Хелену – попрощаться и поблагодарить ее за долгие поиски, что вели, не щадя сил, Лакланы. То, что они искали и дитя своего клана, было не в счет. Я не высокогорец, а семья Тонерре не составляла какой-либо клан, тем не менее я очень хорошо понимал, что Тонерре ныне у Лакланов в кое-каком долгу.

Когда я вышел на внутренний двор крепости, там, у Железного круга, стояла женщина. Неподвижная, будто колонна, она неотрывно глядела на меня, так что мне стало не по себе и я захотел поскорее пройти мимо. Но она, опередив меня, подошла и преградила мне путь.

– Тонерре!

Голос ее был тверд как железо, а глаза столь же холодны и серы, будто гранит, – точь-в-точь как у Ивайна.

– Мадама? – спросил я как можно учтивей.

– Теперь ты доволен?

– Доволен?!. Мадама, я не понимаю…

– Ты явился, чтобы лишить жизни… – сказала она, и звук ее голоса вызвал холодные мурашки, забегавшие по спине. – А когда не смог лишить жизни Ивайна, то ты и твоя сестрица-ведьма заманили моего Тависа на смерть.

Я стоял, потеряв от ужаса дар речи, и даже не мог собраться с силами, чтобы ответить. Как она могла думать, что я… что Дина…

– Нет, – прошептал я в конце концов. – Это не так.

– Я хочу, чтобы мне вернули моего Тависа, – заявила она. – А если мне его не вернут… Я стану проклинать тебя и твою семью каждый день весь остаток моей жизни… Гореть вам всем в аду!

Она подняла руку, сжатую в кулак, и поднесла ее к моему носу. Кулак был серо-черного цвета, вымазанный чем-то темным и жирным.

– Вот! – молвила она – Это дар тебе от меня. Я дарю тебе одну ночь моих снов! А ты знаешь, что мне снится? Мне снится, что рыбы пожирают глаза Тависа! – И она ударила меня прямо меж глаз своей черной рукой. Удар был даже не настолько силен, чтобы заставить меня пошатнуться, и все же он потряс меня куда больше, чем те, что нанес мне Ивайн. Я не мог защититься от ее кулака и не мог нанести ответный удар.

– Я ничего не сделал твоему сыну, – совершенно сбитый с толку, сказал я, должно быть, я стоял перед матерью мальчишки Лаклана, – да и Дина тоже, я в этом уверен.

– А я знаю то, что знаю, – только и ответила она и, повернувшись, ушла.

– Где ты был? – пробурчал Каллан при виде меня. – Лошадям не терпится в путь.

Во всяком случае, один из коней не желал стоять на месте. Кречет, желая показать, как он нетерпелив, рыл копытом землю и встряхивал головой. Гнедой Каллана только и стоял на месте. Он был слишком хорошо вышколен. А Серый, пони, принадлежавший Дебби-Травнице, вытягивал шею и зевал так, что можно было видеть все его длинные желтые зубы.

– Я… я встретил мать Тависа.

– Вот как! Да, пожалуй, это было нелегко!

Я покачал головой, но ничего больше не сказал.

– Ивайн передал мне это, – сказал Каллан и протянул мне нечто продолговатое, завернутое в кусок старой, прогнившей мешковины. Стоило мне взять это в руки, как я уже знал, что это. Но я все-таки распаковал сверток.

То был мой меч, или, вернее, то, что от него осталось. Поскольку я потерпел поражение, он по праву принадлежал Ивайну, но Лаклану ни к чему был сломанный клинок.

– Что мне с ним делать? – спросил я Каллана. Он пожал плечами.

– Тебе лучше знать, – ответил он.

В этот миг мне больше всего хотелось выбросить обломки моего меча. Ничего, кроме беды, он не принес. И внезапно я понял, что имел в виду Нико, говоря, что не желает иметь дело с мечом. Все-таки я запаковал меч снова и нашел для него место. Что ни говори это было железо.

– Попробуем перековать его на котелок или что-нибудь в этом роде.

Хотя синяки, нанесенные мечом Ивайна, становились постепенно желто-зелеными вместо синих, Каллану пришлось подавать мне руку, чтобы помочь сесть в седло. Я взял поводья Кречета и приготовился к скачке.

– Послушай, погоди немного, малец! – сказал Каллан. – У тебя лоб весь черный.

Я быстро провел рукой по лицу. Я нащупал жирное пятно на переносье, как раз там, куда ударила меня мать Тависа. Я попытался стереть его рукавом, но это оказалось не так уж просто.